Зов Аспидной горы. Сказание об Орской яшме - [15]

Карлыгаш села на землю, обхватила руками колени и закрыла глаза. Как драгоценные камни перебирала мгновения встречи с дочерью, стараясь надёжно сохранить их в памяти. Ветер донёс шуршание травы и чьи-то шаги. Карлыгаш насторожилась и вскочила, повернувшись в ту сторону. Сердце забилось пойманной птичкой. Егор. На этот раз не показалось, это был Егор. Завидев Карлыгаш, он кинулся к ней, прижал к себе, отстранил, вглядываясь, прошептал:

— Ты… Ласточка моя, неужели это ты? — опустился на колени, обхватил её ноги и уткнул голову в складки платья. Даже сквозь плотную ткань Карлыгаш чувствовала обжигающее дыхание. Она опустила руку на непокорные кудри мастера. Тоже почему-то шёпотом произнесла:

— Егор… — и растерялась. Встреча, о которой мечталось все эти годы, состоялась. Вот он, возлюбленный. Почему же нет бесконечной радости, счастья?

Егор поднялся, взял руки любимой женщины в свои. Вновь вгляделся в лицо:

— Ты стала ещё краше, Ласточка. И у тебя муж, — в голосе прозвучали ревнивые нотки.

— Муж и два сына, — кивнула Карлыгаш.

— Разве у нас с тобой не дочь?

— Дочь. Она растёт в приёмной семье. Её любят, — Карлыгаш, побоявшись расплакаться, быстро спросила о другом: — Как ты?

— Картину закончил яшмовую, по заказу губернатора. Представляешь: степь, красные и жёлтые тюльпаны и кони, гнедые, чёрные, белые. Летят, обгоняя ветер!

Карлыгаш залюбовалась полным вдохновения лицом Егора. После недолгого молчания спросила:

— А семья?

— Деток двое, пацанята, жена покорная… Да, незачем об этом. — Егор махнул рукой и внезапно заговорил горячо, прерывисто: — Ласточка моя… Давай с тобой убежим, возьмём дочь и убежим… Меня в Екатеринбург на завод звали мастером по яшме, дом обещали, денег не меряно… Бежим… Сейчас… Судьба наша — быть вместе!

Карлыгаш широко раскрыв глаза смотрела на Егора. Осознаёт ли, что предлагает? Он готов бросить семью, забрать дочь у тех, кто любит девочку, уверен, что и она бросит сыновей, готов пожертвовать всем… кроме яшмы. Неужели так изменился за это время? И тут жаром обдало воспоминание. Она, гордая ханская дочь, стоит на коленях перед возлюбленным в приспособленной под мастерскую юрте. Молит: «Бежим! Сейчас! Наша дочь уже шевелится, ещё немного, и станет видно живот. Отец уехал, а брат доверяет мне. Пока ничего не знает. Бежим!» А в ответ: «Я дал слово твоему отцу, что управлюсь к началу лета. Слово мастера! Никто не скажет, что Егор Белов не держит обещанья. Нам нельзя бежать сейчас. Приедет хан, и я сосватаю тебя. Не страшись, Ласточка».

Нет, Егор не изменился. Изменилась она сама. Больше не приводила в восторг верность мастера своему делу. Появилась мысль, которая раньше ни за что бы не возникла: «А звал бы он меня так же, если бы не была завершена картина?»

Егор нетерпеливо спросил:

— Согласна, ненаглядная моя?

— Нет, Егор.

— Но почему? Почему?!!

— Потому что не оставлю сыновей. И потому, — тут Карлыгаш произнесла то, что осознала только сейчас: — Потому, что я люблю своего мужа.

Егор отшатнулся и дёрнулся, словно от удара. Даже в наступивших сумерках было заметно, как побледнело его лицо.

— Нет, неправда, не можно так! Ты моя! Моя! — Он схватил Карлыгаш за плечи и яростно затряс. — Моя! Слышишь? Никому не отдам!

Собрав всю волю, подавив жалость, женщина резко приказала, как камчой стегнула:

— Отпусти!

Егор послушался, вспышка ярости прошла так же внезапно, как и началась.

— Но как же так, Ласточка? — спросил жалобно.

— Прощай, Егор, — Карлыгаш провела рукой по щеке бывшего возлюбленного и побрела прочь. Пройдя несколько шагов, не выдержала и обернулась. Показалось, между ней и мастером преграда из воздушного шёлка. Карлыгаш мысленно произнесла: «Спасибо, Лунная красавица. Ты позволила заглянуть в будущее и встретиться с прошлым». Она печально улыбнулась. Прошлое тоже взяло свою дань — там осталась первая отчаянная горькая любовь.

Женщина распрямилась, подняла голову и ушла, больше ни разу не оглянувшись.

Глава 15. Жизнь пёстрая, как яшма

Егор просидел около киргизских могил всю ночь. Вернулся домой, когда коров уже выгнали в стадо. Матрёна во дворе вешала на верёвки бельё. «Когда постираться успела? — мелькнула мысль. Царапнуло чувство вины: — Видать, не спала, бедная». Жена повела себя неожиданно. Выпрямилась, уставила руки в боки и грозно спросила:

— Где шлялся, ирод?

Чувство вины сразу пропало. Как смеет вот так, с ним, с главой семьи? Вчера только каждое слово ловила, а это поди ж ты!

— Не твоя печаль!

— Ах, не моя?! — Матрёна подхватила простыню, свернула жгутом и изо всей силы хлестнула Егора по лицу, еле прикрыться рукой успел. А разъяренная женщина лупила мужа со всей дури, приговаривая: — Получай, вражина. За киргизку. За жизнь мою поломатую. За яшму проклятущую!

Егор закрывал лицо и голову от довольно чувствительных ударов. Он новыми глазами посмотрел на жену, раньше такую покорную и смирную. Матрёна, раскрасневшаяся, в сбившемся платке, растрёпанная, была чудо, как хороша. Не баба — огонь. Егор одной рукой перехватил простыню, другой прижал к себе жену и припал к её губам в крепком поцелуе.

Старики Беловы сидели у окна и смотрели в соседний двор. Они всё видели. Старуха сначала подхватилась бежать туда, но была остановлена грозным окриком отставного вояки: