Зов Амазонки - [51]

— Да это же бабочка!

Я уже сам заметил ошибку и опустил ружье. Действительно, это была ночная бабочка, совка агриппа (Thysania agrippina). Лесные жители много рассказывали мне о ней, но, увидев своими глазами этого великана, я остолбенел, как и всякий раз, когда натыкался на безумства здешней природы.

Схватив сетку, я помчался за бабочкой. Она присела на ствол дерева недалеко от меня, но, вспугнутая шумом, который я производил, продираясь сквозь кусты, взлетела, и фантастическое порождение безумствующего леса исчезло в зеленой чаще. Признаюсь, я пожалел, что не выстрелил раньше.

Самые красивые бабочки здесь — морфиды. Голубизна всех океанов, лазурь всего неба, казалось, слились воедино, чтобы окрасить их крылья в ослепительный цвет. Все путешественники, побывавшие в Южной Америке, признают, что увидеть живую бабочку морфо было для них всякий раз радостным откровением.

Часто случалось, что, возвращаясь с охоты, измотанный жарой и духотой, я еле волочил ноги. Но если в такую минуту среди деревьев появлялась похожая на сверкавшую голубую звезду бабочка морфо, я испытывал чувство физического облегчения, как будто меня освежил повеявший с далекого моря прохладный ветерок. И тогда я бодрее шагал вперед.

Вот уже несколько дней как у меня завязалась дружба с одной прекрасной бабочкой. Я вижу ее ежедневно на тропинке, в одном и том же месте. Когда я подхожу ближе, она взлетает, описывает надо мной несколько кругов в воздухе и улетает в лес. Со временем между нами возникает своеобразная близость. Бабочка уже не боится меня и разрешает подходить к ней совсем близко. Она принадлежит к роду катонефеле и изумительно окрашена. На бархатно-черном фоне нарисованы две апельсинно-желтые ленты. Черный и желтый цвета сочетаются удивительно гармонично. Эта бабочка дорога мне, она напоминает Басю. Когда-то, гуляя с Басей по лугам над рекой Вартой, мы пережили такое же приключение, только с лимонкой. Несколько дней мы провели в такой же сердечной дружбе с этой бабочкой.

Мой крылатый друг будто колдует: вдруг передо мной встают, как живые, голубые глаза, светлая головка, дорогое детское личико. Иллюзия так велика, что кажется: сейчас я услышу ее голосок, вот-вот из-за поворота тропинки появится светлая маленькая фигурка. Я хочу крикнуть, позвать ее, но на повороте появляются Чикиньо и Долорес, весело болтающие о жуке, которого они только что изловили.

Нет Баси на Укаяли. Один восхищаюсь я радужными сверкающими бабочками.

55. ЛЮБОВЬ К ЗМЕЕ

Однажды Хосе, индеец кампа, прибывший с берегов Инуи, принес мне живую змею канинану, внушительную двухметровую гадину. Канинана — змея неядовитая, но очень увертливая, и когда я вытаскиваю ее из мешка, она извивается и мотает хвостом во все стороны. Увидав змею, Долорес с отвращением попятилась.

— Ты чего боишься? — спрашиваю девочку. — Ведь она неядовитая.

— Ну и что, все-таки она змея, — отвечает Долорес.

В голосе ее слышится врожденное отвращение ко всему змеиному отродью.

— А ты тоже боишься? — обращаюсь к Чикиньо и подсовываю ему змею. — Потрогай ее.

Чикиньо очень хочется потрогать змею. Прежде всего потому, что должен же он показать девчонке, что он не боится. Но он не может, это свыше его сил. Капли пота выступили на лбу мальчика — нет, он не может прикоснуться к змее!

— Ах вы, трусы! — издеваюсь я. — Какие же вы друзья животных? При виде первой попавшейся змеи вся ваша любовь улетучилась вмиг!

— У нее такая холодная кожа! — защищается Долорес.

— Не потому, что кожа у нее холодная, — подхватывает Чикиньо, — а потому, что каждая змея — это черт.

— Такой же черт, как ты сам. Чепуху городишь, великий натуралист! — смеюсь я.

Чикиньо болезненно самолюбив. Мой смех его очень задел. Ведь он искренне любит животных. А так как я для него пример во всех делах, касающихся природы, то и сейчас он решает быть моим верным последователем.

В последующие дни он часто останавливается у клетки канинаны и, видимо, внимательно изучает змею. Иногда что-то говорит ей шепотом. Свернувшаяся в клубок змея всегда неподвижна — она спит. Наконец Чикиньо решается осторожно слегка прикоснуться к змее. Восьмилетний храбрец ведет сейчас тяжелую борьбу с собой, с суеверием, укоренившимся с незапамятных времен. Здесь, у клетки канинаны, происходит незримая героическая борьба. И победил в этой борьбе в конце концов Чикиньо. Спустя несколько дней он уже без отвращения прикасается к змее. А милый канинана не особенно противится этим ласкам. Очевидно, он уже привык к ним и не кусается.

За успехами Чикиньо ревнивым глазом следит Долорес. Она ни за что не хочет быть хуже мальчика и тоже решается попробовать. Увы, она успехами похвастать не может. Всякий раз, когда девочка хочет погладить змею, ее пробирает дрожь отвращения. Долорес делает над собой просто нечеловеческие усилия — и все напрасно: протянутая к змее рука дрожит. Но Долорес упряма. Она уговаривает себя, что любит змею; она хитрит, насилует и обманывает сама себя. Лаская канинану, она приговаривает:

— Мой хороший, мой прекрасный европеец…

(Европа для Долорес вершина всего прекрасного, всех ее мечтаний!)