Зори над Русью - [258]

«В каждом художественном произведении, в том числе — в историческом романе, в исторической повести, — подчеркивал А. Толстой, — мы ценим прежде всего фантазию автора, восстанавливающего по обрывкам документов, дошедших до нас, живую картину эпохи, и осмысливающего эту эпоху…» И если в романе «Зори над Русью» возникли живые красочные характеры, привлекающие естественностью картины народной героики, — это убедительное свидетельство творческого успеха автора, который, сохраняя правду истории, доверился одновременно и полету фантазии.

Небезынтересны два следующих примера. Боярский Великий Новгород враждебно относился к Москве, собиравшей разрозненные русские земли в единое централизованное государство. Новогородское вече отказалось послать свои полки под начало князя Дмитрия. Но могли ли простые люди Северной Вольницы, потомки тех, кто некогда поверг в прах тевтонцев на льду Чудского озера, не принять участия в решающей битве с татарами? Рапов правомерно предположил иное: новогородцы были на поле Куликовом, они пришли сюда, нарушив боярский сговор. В романе это важное сюжетное ответвление закреплено запоминающимся образом посадника Юрия Хромого.

Или еще: сооружение каменного Московского Кремля. С. Бородин, например, поручает строительство мастеру–персианину Алису, а затем, придерживаясь распространенной версии, пишет, что Алис и работавшие с ним были умерщвлены по приказу Дмитрия, который не хотел, «чтобы враг распознал о тайнах Тайницкой башни…»

В «Зорях над Русью» — противоположное и, думается, более правильное толкование. Москвичи сами кладут стены Кремля, ставят его башни: народное зодчество искони славилось на Руси. Тайна же Тайницкой башни — скорее военная тайна, ведомая не только строителям, а и воеводам, и ратникам; для сохранения ее вряд ли стоило так жестоко расправляться с десятком — другим каменотесов. Народ берег эту тайну не менее заботливо, чем князь Дмитрий. «Послушай мужицкую речь, Митрий Иванович, — убежденно выговаривает князю работный человек Пахом. — Ты мужиков подними, посадских тож… Вот так, миром, что хочешь, одолеешь, а Кремль, он всем нужен, никто своему животу не враг…» Не потому ли тщетны попытки новогородского боярина Василия и предателя Прокопия Киева вызнать секрет подземного колодца, скрытого под Тайницкой башней?

В центре «Повести лет, приведших Русь на Куликово поле» — образ Семена Мелика, воплощающий типические черты народного характера: пламенное свободолюбие, беззаветный патриотизм, ратное геройство, острый и проницательный ум. Мелик выказывает свои лучшие качества не внезапно, а закономерно, в процессе становления, в непрестанном общении с жизнью.

Вначале Семену все нипочем: «он молод и весел», ему не знакомы еще в полной мере ни произвол боярский, ни неволя татарская. Но жизнь учит его, безвестного пастушонка, сурово и требовательно. «Жизнь твоя пернатой стреле подобна, — говорит Мелику Юрий Хромый. — Болтался ты по земле, как стрела в колчане, а обидели тебя, тетиву натянули, и летишь ты теперь прямо, никуда не свернешь… настоящего дела мечу своему ищешь».

И верно: обид у Семена немало. Вот татарин–мурза похитил невесту его Настю; вот боярский тиун разорил Семенова отца — крестьянина; вот Суздальский князь похолопил и самого Семена…

Судьба Мелика оказывается выражением народной судьбы, личные переживания дают исток верному пониманию общественных интересов. Глубоко в сердце западает Семену наставление деда Микулы: «Береги топор! Придут супостаты, сменишь топорище на боевое, длинное… Так спокон веков у нас, мужиков русских, деется. Когда надо, и мы биться с ворогом умеем. Так–то! Береги топор».

«Супостаты», «вороги»… Это относится, несомненно, не к одним только чужеземцам–поработителям. Бояре и князья, в народном понимании, не меньшие лиходеи, чем татары. Против тех и других приходится держать наготове боевой топор — надежное мужицкое оружие: к топору привычна рука Семена, натруженная в подневольной работе; с топором не расстается Фома, загнанный жестокой нуждой в «станишники»; за топоры берутся крестьяне, доведенные до отчаяния феодальными раздорами.

Мелик служит верой и правдой Дмитрию не потому, что считает его искренним народолюбцем. Семену дорого другое: князь Московский — непоколебимый противник татарского ига, Москва — средоточие сил народа, готовящегося дать врагу сокрушительный отпор. Выразителен спор Мелика с Ильей — беглым крепостным боярина Вельяминова. Настороженную реплику Ильи: «Ты, Семка, не бреши! Повсюду людей кабалят, а у тя выходит — Москва холопов в слободы сманивает, на волю пущает. Чудно! С чего бы это?» — Семен встречает словами, раскрывающими вынужденную демократичность политики князя Дмитрия: «У кого голова на плечах есть, тому понять не мудрено: Москва людей к себе приманивает, через то сильней становится. Освободи тебя, дурака, небось и ты горой за Москву стоять будешь…»

В другом месте крестьянский ходок из Рязани ищет защиты у Дмитрия, и когда князь непонимающе спрашивает: «Или я больше о смердах пекусь?» — ходок отвечает сперва уклончиво: «Кто тебя знает, княже», а затем говорит твердо, без обиняков: «Знаем, что ты Бегича на Воже разбил, что татар на Русь не пускаешь, заступись и ныне».