Зона отдыха - [15]

– Ну, – орёт бригадир, – послушался дурака!

Те, траншейные, веселятся: у них время идёт. Мои, гляжу, приуныли: бутылка из рук уплывает. Хрен ее знает, эту кошку, как ее оттуда вынимать.

– Знаю! – кричит Полуторка. – Я знаю! Несите собаку!..

– Собаку, твою растак! – матерится бригадир. – Крокодила не надо?

А я уж всё понял:

– Колюня, дуй за собакой!

Колюня:

– Это мы счас!

И – бегом.

Мы вслед:

– Только мелкую тащи! Щеночка!..

Приволок Колюня собачку, маленькую, кучерявенькую, злющую: за собачкой хозяйка бежит.

– Ах, – кричит, – куда вы? Ах, – кричит, – зачем?..

Мы ей:

– Не волнуйся, маманя! Вернем в целости.

Я ору:

– Пускай!

Полуторка орёт:

– Погоди!

– Чего годить?

– Кошку ловить буду! Она жа на привязи! Ее собака порвать может!..

Встал он с того конца трубы, я с этого.

– Давай, – машет.

Поставил собаку у входа, кошку показываю:

– Видал?

Собака за кошкой. Кошка со шпагатом из трубы. Полуторка ее в охапку. Она ему с перепугу морду дерет, а он орет в радости:

– Бутылку! Гони бутылку!..

Дальше – дело простое. Привязали к шпагату кабель, в две секунды протянули через трубу. И возни никакой, и асфальт цел.

Бригадир ко мне с уважением:

– Ну, – говорит, – молоток! Сам допёр?

– А ты думал? Выпить захочешь – допрёшь.

– Да я, – говорит, – всегда хочу. А допереть – никак.

Отсчитал нам три шестьдесят две, за ручку подержался.

– Если что, – говорю, – ты нас сразу зови. Мы тебе такую рационализацию придумаем – ни у кого нет.

– Механизацию, – говорит Колюня.

– Химизацию, – Серёга.

– Электрификацию, – Иван.

– И недорого, – Полуторка. – Бутылка – за всё, про всё.

Сбегали в магазин, купили, разлили, выпили – только раззадорило. Стоим – сохнем.

Тут наш мастер мимо бежит, черт одноглазый. По прозвищу "Пусто-один". Дурак – каких поискать.

Мы к нему:

– Макарыч, удели пятерочку.

– Нету, ребятки, нету, золотые.

– Ну, троячок.

– И троячка нету. Сам без ничего сижу.

И через дорогу. И в магазин.

Ах, ты, гнида одноглазая! Счас мы тебя подловим! Идем следом, а он в винном отделе, в очереди стоит.

– Макарыч, ты чего? Тут в долг не дают.

Заюлил, завертелся:

– Ребятки, да я поглядеть... Прицениться... Глаз потешить...

– Ты покупай, – говорю, – не стесняйся. Мы отвернемся.

Гляжу, колеблется: и хочется, и колется, а купишь – делиться надо.

– Володя, – говорит, – откуда? Рад бы, да нету. Получка через неделю.

– Ну, пошли тогда.

– Пошли.

А сам боком-боком, и в другой торец, в штучный отдел. Там портвейн, сухое – тоже можно взять. Спрятался за спины, стоит, глазом на нас зыркает.

Мы туда:

– Макарыч, ты чего? И тут в долг не дают.

– Ребятки... Золотые... Поглядеть... Названья почитать... Тоже приятно.

Продавщица ему:

– Вам чего?

– Соку ему, – говорю. – Сливового. С мякотью. Двести граммов.

– Не, – говорит, – сто.

Выпил, заплатил – и рванул из магазина. Глядим в окно: бежит, плюется, кулаком машет. Пустячок, а приятно. Тут Полуторка вдруг нагнулся, цоп чего-то в кулак!

– Чего нашел?

А он глаза вывалил, заикается:

– Де... де... деньги...

– Ври!

– Ей... ей-Богу...

– Сколько?

В кулак заглянул:

– Ммм... много...

Мы хором:

– Бежим!

А он вдруг надулся и говорит:

– Куда это – бежим? Никуда не бежим. Деньги чужие, требуют возврата.

– Ты что? – шепчем. – Твои они, ты нашел…

А он уперся – не сдвинешь:

– Вот я опрошу народ... Если не объявится хозяин, тогда мои.

– Васёк, – кричу, – не моги! Убью, Васёк!

А он громко, на весь магазин:

– Граждане-товарищи, кто деньги потерял?

Бабка из очереди – скок-скок:

– Я, сынок.

Тут уж мы не выдержали, грудью Полуторку заслонили:

– Чем ты докажешь? Сказать всякий может.

Бабка кошелек показывает:

– Вишь, пустой. Были да выпали. Кабы не выпали, так были.

– Откуда они у тебя были, старая?

– Накопила, сынок. Во всем себе отказывала.

А глаз у нее пройдошный, сразу видно – врёт.

– Сколько у тебя было? – спрашиваем.

Тут уж она в задумчивости. И сказать надо, и ошибиться боязно.

– Сколько было, сынок? Да столько и было. Что поднял, все мои.

– Ты это, бабуся, брось,– говорю. – Мы тоже не фантики. Цифру называй.

А она в лицо глядит, угадывает:

– Тридцать, сынок... Не, сорок... Не... Осьмнадцать...

Полуторка спиной загородился, деньги сосчитал:

– Ошибаешься, бабуська. Не твои.

– Как не мои?! Ты, может, неверно складывал. Дай перечту.

– Иди, бабуля, – говорит Иван. – Иди, пока ноги носят.

– Куда это мне идти? От своих от кровных...

Разоралась– не угомонишь. Чую – до беды близко.

– Ну, – шепчу Полуторке, – двигаем!

– Не,– говорит, – еще спрошу.

А нас уж колотун бьёт:

– Ты что? Издеваешься?! Твои деньги, понял, твои!..

А он, дурак, за свое:

– Граждане-гражданки, кто деньги потерял?

Тут молоденькая подплывает: крашенная-перекрашенная, щипанная-перещипанная, задом без надобности вертит.

– Я, – говорит, – потеряла. Вот на этом на месте.

И показывает, гадина, верное место. Это надо же! Меня аж потом прошибло!

– Сколько, – говорю, – было?

А она:

– Сколько – не помню, помню какими деньгами.

– Какими?

– Там, – говорит, – могли быть рубли, трешки, пятерки и десятки. Верно?

Полуторка в кулак заглянул:

– Верно.

– Но нет там двадцатипятирублевых, пятидесяти и сторублевых. Верно?

Полуторка опять:

– Верно.

– Мои деньги. Давайте сюда.

Мы стоим, руки-ноги трясутся, слова сказать не можем. Чуем – чего-то не так, а чего?..