Зона отчуждения - [60]

«Нет уж, не обычный! — Антон мысленно ответил своим сомнениям и внутреннему голосу. — Обычным людям судьба не даёт шанс оставить своё имя в истории».

В это время вагон ощутимо дёрнулся, пришлось даже ухватиться за поручень. Вместо маневрового подцепили тепловоз. Тут же заглянула досада: минут десять — пятнадцать и поезд тронется. Антон так и не посмотрел Казань, хотя стояли здесь больше двух часов. Впрочем, сожаление длилось недолго. Антон с самого начала, в отличие от остальных туристов, не собирался никуда выходить. В своё время он много интересовался Приливом, пролистал в ЖЖ и соцсетях немало отчётов о путешествиях по местам боёв. За месяцы осады город был разрушен больше чем наполовину, непрерывные бомбёжки исторический центр вообще выжгли дотла. И пусть город восстановили один в один, на взгляд Антона всё равно Казань стала подделкой. Поэтому как разумный человек смысла восторгаться новоделом он не видел.

На перроне зашумели возвращавшиеся с прогулки туристы. Встречаться с ними Антон не хотел, поэтому быстро шагнул в своё купе, закрыл дверь и повернул ручку запора. С самой Москвы он ехал один и надеялся, что так и останется без попутчика до самого конца. Ведь летом СВ не очень популярен, основная масса туристов всегда предпочитала простое четырёхместное купе. Комфорта почти столько же, а стоит раза в четыре дешевле. До отказа туристические поезда забиты обычно зимой. В Европе и России одни за другим большие рождественские каникулы, вот люди и едут взглянуть на «Огни Эльма», когда в холодную погоду Туманный купол извергает над собой молнии и играет аналогом полярного сияния.

Наверное, в декабре или январе проскочить было бы легче. Только ждать у него нет времени. Пропажу обнаружат самое позднее во время августовской инвентаризации. А сейчас уже июнь… Антон непроизвольно бросил взгляд на полку, на которой сидел. Там в рундуке лежала сумка, где переложенный вещами прятался в корпусе от фотоаппарата прибор. Захотелось достать, проверить всё ли в порядке, но Антон мысленно себя одёрнул. Ничего с сумкой случиться не могло, а чем больше дёргаешься, тем хуже.

Поезд тронулся, и вместо стояночного света купе наполнили яркие огни вспыхнувшей на потолке лампы. За окном замелькали густо-оранжевые вокзальные фонари, потом редкие светляки спящего города, прогрохотал под колёсами железнодорожный мост через реку Казанку, и снова вернулась темнота. Надо бы уснуть — до контрольно-пропускного пункта в Буферную зону километров сорок, ехать не меньше часа. Вот только сна не было ни в одном глазу.

В это время в коридоре послышались голоса, в дверь застучали, и раздался мелодичный голосок проводницы:

— Господин Черных. Вы ещё не спите? Откройте, пожалуйста, к вам на соседнее место.

Антон негромко чертыхнулся. Плакали его надежды. Встал, откинул защёлку. Дверь тут же сдвинулась. В купе зашёл широкоплечий седой мужик лет пятидесяти, при взгляде на которого пронзило острое чувство зависти. Антон сразу для себя решил — явно из бывших военных, или, может, вообще спецназа какого. Точь-в-точь как в кино показывали или в книгах хороших писали. Шкаф ходячий, и сила до сих пор играет. Не то, что он: пусть и не офисный планктон — всё равно и в школе, и в институте физкультуру сдавал еле-еле.

«Ничего, — мелькнула мысль. — Если дело выгорит, найму себе самых зашибенных инструкторов и кого ещё там? Диетологов. Накачаюсь не хуже. А все эти горы мускулов за мной бегать будут».

Седой играючи закинул свою немаленькую сумку в верхнее отделение для багажа, а сам уселся на полку напротив. Посмотрел в окно, где в темноте мелькнули одинокий фонарь и вывеска пригородной платформы. Взгляд попутчика седой понял по-своему, поэтому спросил:

— Ехать нам вместе недолго, но вы правы. Давайте знакомиться. Семён.

И протянул руку.

— Антон.

Рукопожатие в ответ.

— Тоже не можете уснуть? Едете посмотреть на Зону?

Антон чуть нервно не закашлялся, сказалось напряжение последних недель. Потом сообразил: ну да, мужик, наверное, тоже отпускник, отправился за экзотикой. Таких здесь, считай, почти весь поезд. Тем временем седой продолжал:

— Первый раз явно. А я вот четвёртый. Почитай, последнее время каждый год езжу. Я ведь, если хотите знать, отсюда родом. Из Кайсарово, сейчас как раз конечная железнодорожной ветки. А тогда глухая деревня домов на тридцать, до города по разбитому асфальту раз в день автобус. В полосу выселения в четвёртом году не попал, но с работой стало глухо. Вот собрал семью и подался под Хабаровск. Там как раз очередная программа переселенцев заработала, а у меня профессия неплохая — каменщик. Почитай единственный из нашего села уцелел. Там тогда такое творилось…

Антон кивнул. Да, он знает. Инопланетное зверьё хлынуло жрать всё, до чего смогло дотянуться. Окрестные деревни выкосило под корень, уцелел один Жадовский монастырь. Да и тот спасся, как утверждали серьёзные эксперты — не связанные с властями и за это заслуживающие больше доверия — только потому, что за его стены в первый же день отступила какая-то военная часть… Словно в насмешку поезд дёрнулся, из сеточки над постелью выпал рекламный буклет достопримечательностей Зоны. И, конечно же, раскрылся на странице про Жадовский монастырь. Антон машинально пробежал глазами текст о мужестве простых людей и монахов, чудом Божьим и своей храбростью отстоявших обитель — и как человек просвещённых взглядов, скривился. «Ну, вот так всегда в нашей стране, — захотелось сплюнуть в продолжение мысли. — Попы всё, что можно гребут под себя. Небось, тогда первые смотались, а теперь договорились с чинушами, отжали славу себе и гребут деньги на паломниках».