Зона любви - [62]

— Так вы же в курсе!

— Чего?

— Так в заявлении же всё указано. И про драку, и про ущерб, и про руку — могу лишиться трудоспособности. И справка у меня есть из травмпункта.

— Справка — это хорошо! — хмыкнул он. — А какое заявление, уважаемый? Первый раз слышу…

Олух царя небесного! Наконец, до меня все дошло. Кто — я и кто — эти волки. Кстати, только теперь я вспомнил, что за «трешкой» закрепилась слава самой «гнилой» ментовки в Москве. Об этом мне рассказывали ребята из автосервиса и знакомые проститутки. Что ж, решил я, всё правильно — лохов надо лечить. Хорошо, что я не взял его машину, не то вполне могли повесить на меня еще и угон автомобиля.

Я также осознал размер своей правовой безграмотности и наивности! Я ведь не взял с Ромы никакой расписки! То есть, у меня на руках ничего не было — кроме обид и претензий. Вот и жуй их теперь, пережевывай, — сын своего сумасшедшего родителя! Плоть от плоти твоей, не от мира сего — юродивый во Христе!

Мой безумный папаша и после смерти настаивал на своем: «Все это прах, сынок, мелочи жизни, не стоящие внимания! Думай о высоком — о туринской плащанице, о гармонии в душе. Материя — фикция! Дух — вечен! Месть — разъедает душу! Принимай этот мир философски — молча».

Он тихо ухмылялся в бороду: «Какие же вы еще — пигмеи».

Я подергался еще немного и затих.

Впрочем, вся эта история, очевидно, была обречена на провал, или, что хуже, на различные наезды со стороны ментов и оставила у меня на душе только осадок гадливости. Хотелось одного: всё, как можно быстрее забыть.

Я бы не упомянул об этой неприглядной и, в общем-то, довольно тривиальной страничке нашего беспредельного житья-бытья. Однако история имела довольно печальное продолжение.

Через неделю я проснулся от нестерпимой боли в руке — очевидно, был задет какой-то локтевой нерв. Рука моя повисла, как плеть…

В поликлинике сестра, коловшая мне обезболивающие уколы, сказала: «Лучше бы ты сломал руку. Локтевые удары очень коварны. Так просто не лечатся».

Я остался без денег, не имея возможности работать…

39

Выглянь наружу! И не гляди назад!

Человек разрушается до основанья,

если вечно во всем до основы доходит.

Что я в результате имел? Разбитую машину, покалеченную руку и гаденькое ощущение очередного поражения.

Однако жизнь продолжалась.

Неожиданно пошел крупный фарт. Купили мою работу «Мертвая бабочка» за вполне приличную сумму — полторы штуки баксов. У меня тут же выросли крылья!

И это не всё! Как выражался мой приятель, деньги бродят стайками. То есть, деньги — к деньгам. Главное в этом деле, чтоб было к чему прилипнуть. Вернули вдруг старый долг. Купили также работу отца. Спасибо тебе, душа-человек! Ты и с того света помогаешь своему нерадивому отпрыску. Продал машину — как не оправдавшую доверия. Я вновь оказался при деньгах!

Я решил — теперь все будет иначе. Хватит разлагаться и плавать в мутном бульоне своих страстишек, отыскивая в жизни крупицы смысла. Пора брать быка за рога — всё менять кардинально. Мое любимое ремесло! — вот панацея от всех недугов.

Однако, как я теперь понимаю, это была последняя попытка взлететь перед гибелью. Говорят, перед смертью, даже раковым больным становится легче…

Через какое-то время я вновь погрузился в свой клейкий раствор, в котором неизвестно чего больше — страдания или безумия, нагромождения тяжелых мыслей-камней или наплыва щемящего чувства одиночества. Пристального взгляда в долину, истоптанную жуткими ордами, летящими в пустоту или взгляда в бессмысленную и загадочную улыбку, застывшую на лице самой распутной девки — Вечности.

Из двух зол я никогда не выбирал. Я хватался за оба разом… Страх и боль, мои верные спутники — не хотели расставаться со мной.

Да и что, собственно, могло случиться с человеком, поставившим на карту разрушение основ. Отрубленная голова Отца небесного — требовала отмщения. И оно состоялось.

По вере — и дела ваши, не так ли, братья и сестры? Я выбрал свою маленькую Веру. Через нее и состоялась казнь.

40

Тайно обжегшись,

но не за веру,

скорее за то, что для веры

он сил в себе не нашел.

Вера была девушкой живой и симпатичной. Стройная фигурка ее постоянно находилась в движении. Она довольно бойко торговала. Не путалась в товаре, не ошибалась в деньгах и быстро считала сдачу. Легко и непринужденно разбиралась с алкашами, которые постоянно наведывались к ней. Одни предлагали бартер — вещи, унесенные из дому в обмен на спиртное. Некоторые слезно выпрашивали в долг. Вера была лишена сантиментов, — поэтому шансов практически не было ни у кого. Один мужичонка как-то трясущимися руками высыпал ей мелочь на тарелку. Рубля три-четыре. Заискивающе спросил:

— Хозяюшка, что можно на эту сумму… употребить?

— «Дирол» без сахара могу дать пожевать, — развеселилась Вера и вытащила изо рта свою жвачку, — хочешь?

Мне она объясняла:

— С этими алкашами — чума! Чего только не тащат. И книги, и посуду, и женины тряпки… Золото один притащил… без пробы, прикинь! Я ничего не беру. На фиг надо. Светка, вот та берет. Сумками барахло домой таскает! Чума!

Светка — ее подруга и сменщица. Довольно вульгарная девица.

Вера работала в ночной палатке, сутки через сутки. Палатка находилась на отшибе — в стороне от станции. Хоть и заварена витрина решетками, и засов крепкий, всё равно, говорит, страшно бывает. Тут такие типы ночами бродят. Один чучмек меня месяц терроризировал. Не откроешь, — говорит, — убью!