Золя - [92]

Лирическая тема романа не удалась Золя. Желая опоэтизировать запоздалую любовь Паскаля к юной Клотильде, он использует библейскую легенду о царе Давиде и Ависаги и пытается оправдать союз мудрой старости и жизнеутверждающей юности. Описание этой любви побудило писателя обратиться к возвышенному и торжественному языку библии, что только усугубило искусственность лирических сцен романа. Осуждая Золя за стремление возвысить чувства престарелого Паскаля к Клотильде, А. П. Чехов писал: «Дурно, что это извращение он называет любовью». Но не будем слишком придирчивы и поблагодарим Золя за то, что он счел возможным не в дневниках и письмах, а в этом последнем романе серии кое-что поведать нам о своей любви к Жанне. Это было в какой-то мере самооправданием, как заметил зять писателя — Морис Ле Блон. И действительно, в голосе Паскаля мы часто слышим голос самого Золя.

Несомненный интерес представляют те страницы романа, на которых Паскаль — Золя рассуждает о теории наследственности. В течение долгих лет доктор Паскаль собирает данные о своих предках, ближайших и дальних родственниках, следит за жизнью отдельных представителей семьи Ругонов и Маккаров, делает выводы о закономерности их индивидуальных судеб. Золя не раз доставалось от критиков за преувеличение биологических факторов в жизни человека. Критики были правы, но следует все же сказать, что идея Золя была не так уж глупа. Последующее развитие науки, нынешнее ее состояние дают нам право говорить о роли наследственности в жизни людей, о ее влиянии на формирование характера человека. А если так, то художник вправе исследовать и эту тему, учитывать наследственность при создании образов своих героев. К сожалению, уровень науки в ту эпоху невольно приводил писателя к упрощению проблемы и некоторой ее вульгаризации.

Важно и другое. Золя никогда не сбрасывал со счетов роль среды. В «Докторе Паскале» ее влияние всячески подтверждается. Как выясняет Паскаль, поступки людей объясняются не только наследственностью: «Жизнь на каждом шагу опровергала эту теорию. Наследственность, вместо того чтобы стать сходством, была лишь стремлением к этому сходству, ограниченным средой и обстановкой». Таким образом, законы наследственности не так уж фатальны для человека, он может им противостоять, и в этом ему помогает среда. Замечание весьма важное для понимания биологического замысла эпопеи Золя.

Несколько страниц «Доктора Паскаля» посвящены краткому изложению содержания «Ругон-Маккаров». Особый интерес представляет итоговая характеристика социального плана произведения:

«Здесь и подлинная история — империя, основанная на крови… Здесь и целый курс социальных наук, мелкая и крупная торговля, проституция, преступления, земля, деньги, буржуазия, народ — тот, что живет в клоаках предместий, и тот, что восстает в крупных промышленных центрах, — это усиливающееся наступление властительного социализма, таящего в зародыше новую эпоху…

Здесь все: прекрасное и отвратительное, грубое и возвышенное, цветы и грязь, рыдания, смех, весь поток жизни, безостановочно влекущий человечество».

Из «Доктора Паскаля» мы узнаем, как представлял себе Золя судьбу некоторых своих персонажей. После падения Второй империи Аристид Саккар, с которым мы встречались в «Добыче» и «Деньгах», легко приспосабливается к новому режиму Третьей республики. Вновь всплыв на поверхность общественной жизни Франции, этот хищник становится редактором республиканской газеты «Эхо». Герой «Накипи» и «Дамского счастья» Октав Муре по-прежнему процветает в коммерческих делах. Он «один из деятелей новой торговли». В судьбах этих дельцов ничего не изменилось и при буржуазной республике. Штрих очень важный, свидетельствующий о том, что Золя прекрасно понимал неизменившуюся сущность общественных отношений при смене режимов. По-иному сложилась участь Этьена Лантье — героя романа «Жерминаль». После восстания шахтеров в Монсу он продолжал свою революционную работу и принял «участие в Парижской коммуне, идеи которой горячо защищал. Его приговорили к смертной казни, затем помиловали и сослали».

«Доктора Паскаля», завершившего «Ругон-Маккаров», можно считать также подступом Золя к новым сериям. И в «Трех городах» и в «Четвероевангелии» важную роль будут играть правдоискатели и ученые. В их ряд можно поставить и доктора Паскаля. Библейские легенды, торжественно-спокойный язык найдут себе место на многих страницах последующих произведений.

«Ругон-Маккары» закончены. На это ушло двадцать четыре года. Что же дальше? В объятиях Клотильды Паскаль мечтал: «Чувствовать себя хорошо и быть счастливым можно только среди широких просторов, под жарким солнцем, отказавшись от денег, от честолюбия и даже излишнего умственного труда, на который толкает гордыня. Не делать ничего — только жить и любить, возделывать землю, иметь чудесных детей». А вот что ответил Золя на вопрос Гонкура — что же дальше? «Потом было бы умнее всего не сочинять больше книг, совсем отойти от литературы». Но Золя не был способен к такой бездеятельной, растительной жизни. Преодолевая усталость, недомогания, житейские неприятности, он готов ринуться снова в бой и снова взяться за серию романов, не столь громоздких, как «Ругон-Маккары», но все же… А пока 20 июня 1893 года издатели Шарпантье и Фаскель устраивают в честь Золя банкет. «Ругон-Маккары» стали фактом истории литературы. Поэтому в Булонский лес, где происходило чествование писателя, съезжаются официальные гости.