Золя - [6]

Тоска по Эксу была столь огромна, что Золя почти ничего не делал. Из первых учеников коллежа он вдруг стал, по словам П. Алексиса, пятнадцатым, двадцатым. Единственное, в чем он преуспел, так это в сочинении на родном языке. Курс вел профессор Лавассар, ставший позднее академиком. Однажды он предложил своим ученикам тему «Слепой Мильтон диктует своей старшей дочери, в то время как его другая дочь играет на арфе».

Сейчас трудно представить, как справлялись в то время ученики со столь необычной темой, но факт остается фактом, сочинение Золя произвело фурор. Профессор Лавассар прочитал его перед всем классом и признал у скромного, застенчивого лицеиста талант. Успех этот, однако, ничего не изменил. Золя по-прежнему скучал на лекциях (за исключением тех, которые были посвящены литературе и особенно Гюго, Мюссе, Рабле), отлынивал от домашних занятий и все свое свободное время посвящал чтению и переписке с друзьями.

В августе учебный год закончился. Успехи Эмиля оказались чрезвычайно скромными, и надо было хорошенько подготовиться к началу будущего года. Мать решила не мучить сына и дать ему возможность отдохнуть. Но что еще нужно Эмилю, кроме Экса, яркого провансальского солнца и славных друзей? И Золя отправляется на каникулы в Прованс. В течение двух месяцев вместе с Сезанном и Байлем Золя вновь бродит по окрестностям Экса, купается в водах Арка, взбирается на холмы Сен-Виктуар, исследуя таинственные ущелья, в которых по ночам столько летучих мышей, прислушивается к шуму вековых сосен, вдыхает запах лаванды и чабреца, завтракает на лоне природы, рыбачит, охотится. Но самое дорогое в Эксе — друзья, с которыми можно обсудить любые вопросы, возникшие за полгода разлуки. Юноши повзрослели, они на пороге самостоятельной жизни. Завтра им придется встретиться лицом к лицу с суровой действительностью, и они торопятся составить мнение о различных вещах, наметить цели, к которым нужно стремиться. Прочитанные книги, первые творческие замыслы, личные переживания — все становится предметом оживленного обсуждения.

Самое неопределенное будущее — у Эмиля. Скоро ему стукнет девятнадцать, и потому надо как можно скорее закончить лицей, сдать экзамен на бакалавра. С каким презрением относится он к этому званию, которое даст ему возможность работать, не разгибая спины, в какой-нибудь конторе, получая гроши за тяжелый, бессмысленный и неблагодарный труд! Ничего не поделаешь. Приходит время, когда нужно позаботиться не только о себе, но и о матери. Эх, если бы свершились его тайные мечты, о которых знают Сезанн и Байль! Он уже приступил к работе над поэтической трилогией «Любовная комедия», и, кто знает, может быть, она откроет ему дорогу в литературу. Друзья обсуждают замысел Эмиля, одобряют его. Они снисходительны. Но Эмиль знает, что рядом с прекраснодушной романтикой соседствует суровая правда жизни. В сущности, он всегда ее ощущал, может быть, уже с той поры, когда умер отец, с тех пор, как близких ему людей ни на минуту не покидали заботы.

Последняя прогулка. Конец сентября, но солнце еще нещадно печет. Молча возвращаются друзья из прощального похода. Под ногами взлетает облако пыли. Каникулы окончены, и Эмилю пора возвращаться домой.

В начале октября Эмиль снова в Париже. Занятия в лицее уже начались, но он лежит больной. Диагноз — тиф. Два месяца длится болезнь, два месяца Эмиль не посещает Сен-Луи.

В конце января Золя начинает подумывать об экзаменах. Остается всего шесть месяцев до окончания лицея. Может быть, следует избрать другой путь и уже сейчас поступить на службу? Что в конце концов даст ему лицей, диплом? Станет ли он умнее оттого, что кто-то выдаст ему свидетельство о бакалаврском звании? Не губит ли он в себе истинные склонности, а они у него есть, он это чувствует. Не сворачивает ли он на проторенную дорожку, дорожку посредственностей и неудачников? Эмиль умеет посмотреть на себя со стороны, умеет независимо и очень логично думать. Он абсолютно трезво смотрит на свое будущее и знает, что осуществление мечты о литературном поприще зависит не от лицея, не от диплома бакалавра, а от таланта, от преданности искусству. За такими размышлениями застаем мы его 23 декабря. И как всегда, Эмилю хочется запечатлеть ход своих мыслей на бумаге, поделиться своими размышлениями с другими. Эмиль берет перо и одним духом, без помарок пишет Байлю письмо, может быть, самое интересное, самое характерное и самое важное из всех юношеских писем. Через несколько дней Батистен Байль читал признания друга:

«…В последнем письме я сообщал тебе о моем намерении поступить в скором времени на административную службу; это решение явилось результатом отчаяния, глупости. Мое будущее было бы разбито, я был бы обречен гнить на соломенном стуле, тупеть, оставаясь на колее проторенной дороги. Я видел, как в тумане, эти печальные последствия и инстинктивно дрожал, как если бы кто-то погрузил меня в холодную воду. К счастью, я удержался на краю бездны. Мои глаза открылись, и я в ужасе отпрянул, измерив глубину пропасти и увидев на ее дне грязь и скалы, которые меня ожидали бы при падении. Прочь эту жизнь в конторе! Прочь этот сточный желоб! Я пишу это, оглядываясь по сторонам, ожидая совета по поводу захватившего меня кризиса. Одно только эхо отвечает мне. Оно смеется, повторяя мои слова и вопросы, и оставляет их без ответа.