Золушки в опасности - [37]

– Это простая простуда! – рявкнул Зохан. – Не смей сдаваться! Вспомни Озиллу!

Приснопамятный Озилла Крокцинум выбирался из таких ситуаций, которые им и не снились!

– Великолепный Озилла! – слабо улыбнулась Руби и потеряла сознание.

А оборотень резко остановился, но вовсе не из-за нее. Его носа достиг запах дыма, мирного дыма топящейся печи, в которой жарилось мясо. Странный, нехарактерный запах для самого средоточия засыпающего осеннего леса, не несущий ни чувства опасности, ни смертоносного дыхания бешенства.

Более не задумываясь, Хан ринулся вперед. Через какое-то время выскочил на поляну, спрятанную в кустах шиповника, дикой малины и роз. Если бы с них не облетели листья, а ветер не погнул их к земле, желая на зиму укрыть под снежным одеялом, оборотень не прошел бы так просто – ободрался до крови! В середине поляны стояла избушка, старая, но крепкая, из цельных бревен, с гнездом на коньке крыши, каким-то чудом там державшимся. Едва Хан ступил на основательно протоптанную тропинку, ведущую к дому, как дверь распахнулась, словно его ждали, и на пороге показалась красивая женщина с волосами, распущенными по плечам. Зохан узнал ее сразу. Узнал не только лицо, издали кажущееся лицом молодой женщины, узнал запах – диковатый, страстный, пропитанный ароматами трав и зелий.

Ведьма Эстель молча ждала, пока молодой оборотень подойдет к крыльцу. Так же молча посторонилась, впуская его в дом. Указала на лежанку у печки. Хан аккуратно опустил на нее Рубину и едва не осел на пол рядом – силы его оставили. Не по-женски крепкая рука придержала его за шиворот, чтобы не упал, а затем подтолкнула к столу, на котором дымилось в котелке молоко, а на сковороде еще шкворчал большущий кусок мяса, только снятого с огня.

– Поешь, парень, и не мешай мне! – приказала хозяйка.

Присела рядом с Рубиной, принялась распутывать ее шаль, растягивать шнуровку на платье.

Хан стыдливо отвел глаза, а после и вовсе позабыл о спутнице, вгрызаясь в сочное, с кровью, мясо. После еды на него навалилась тяжелая дрема, и, кажется, он отключился прямо за столом, потому что опомнился и вскочил, выхватив нож, лишь тогда, когда в дверь кто-то с силой заскребся.

– Открой дверь! – спокойно сказала Эстель.

Она обтирала полностью обнаженную девушку губкой, которую макала в миску с каким-то резко пахнущим настоем, а затем укутывала ее льняным полотнищем.

Хан подошел к двери и открыл ее. В избу заскочил здоровенный серый пес с оранжевыми глазами, завертел хвостом, заскулил, глядя на лес.

– Знаю, знаю, – проворчала ведьма, – скоро будут здесь, окаянные. Уймись пока!

К удивлению оборотня, после этих слов собака перестала волноваться и улеглась у огня, положив большую голову на длинные лапы. По ее шее змеился искусно сплетенный травяной ремешок.

Эстель влила в рот Рубине дымящееся питье из кружки, накрыла девушку одеялом и вдобавок медвежьей шкурой, и перешла за стол. Сев напротив Хана, принялась испытующе его разглядывать. Он вновь, как и тогда, когда пришел в себя в родном доме, поразился силе ее взгляда – темного, непонятного, пугающего. Казалось, в загадочной бездне этих зрачков может утонуть весь Тикрей! Но для него, Зохана Рысяша, в нем не было угрозы. Лишь бесконечное понимание.

– Отсюда до Вишенрога шесть часов твоего бега, – заговорила ведьма, ни о чем его не спрашивая. Осознание того, что она и так все знает, оказалось для Хана куда более шокирующим, чем ее взгляд. – С конца лета в столице введено особое положение, пройти в город можно только при наличии документов и ясной цели путешествия. У тебя же есть второе, но нет первого!

Зохан упрямо скрипнул зубами.

– Я все равно пойду!

– Знаю. Но ты пойдешь не один. С тобой пойдет Стрема.

Пес, задремавший у очага, вскочил на лапы, трубно залаял.

– Ты скажешь охране на воротах, что, охотясь, ушел далеко от стойбища и нашел собаку в лесу, – продолжила ведьма. – Ты узнал ее и хочешь вернуть хозяину. Тогда они пропустят тебя.

– Я знаю эту собаку? – вытаращился Хан.

Пес, названный Стремой, обиженно смолк.

– Ты – нет, – улыбнулась Эстель. Морщинки лучиками побежали от уголков ее глаз и рта, добавляя годы, но не отнимая красоты. – Но знает Вишенрог. Стрема, ко мне!

Пес подошел и сел рядом, не спуская с нее умного взгляда. Склонившись, Эстель взяла его за брылы, заставив смотреть себе в глаза.

На миг оборотню стало не по себе. Ему почудилось, или ведьма действительно безмолвно говорила с собакой, а та так же безмолвно отвечала ей?

– Отпускаю! – прошептала Эстель и оттолкнула голову пса. В этом движении сожаления было больше, чем воли. Она посмотрела на Зохана. – Я дам тебе зелье, которое сейчас подстегнет твои силы и поможет добежать до Вишенрога. Но потом тебе будет плохо. Очень плохо.

Оборотень поднялся.

– Я готов!

Стрема нетерпеливо приплясывал у двери.

Ведьма накапала из матовой склянки в стакан с молоком бесцветной жидкости, протянула Хану. Он выпил. На миг его окатило жаром, а затем из перетруженных мышц ушла боль, сменяясь горячей радостной силой, а сознание стало кристально ясным, позволив Хану мгновенно осознать опасность, угрожающую мирной полянке посередине Ласурской чащи.