Золушка - [27]

И при этих словах она подняла бы «Оскара» повыше.

Мама, ведь на самом деле это твой приз.

И слезы на глазах…

Все-таки приятно, что он так сказал. Будто бы она не похожа на шлюху. То есть выглядит как чистая девушка, из соседнего коттеджа, девственница. Она играла не без успеха эту роль в Калифорнии, когда назвалась Мэри Джейн Хопкинс. Маленький такой цыпленочек, ручки крутят подол платьица, Господи, мистер, я… со мной раньше никогда ничего такого не было… Давно все это миновало, ах как давно. Мэри Джейн Хопкинс умерла, ее больше нет. Но ей лестно, что, по его мнению, она все еще выглядит невинной и чистой как первый снег.

Клиентка, которая нюхала кокаин у Амароса, была такая же шлюха, как и Дженни, но Амарос, разумеется, этого не знал. Иначе не стал бы с ней вязаться. Он подцепил ее в Касба-Лаундж в своем излюбленном отеле «Марокко». Прелестный отель, ничего не скажешь, в холле звучит негромкая и таинственная музыка в африканском стиле, повсюду занавески из бисерных нитей и официанты в красных фесках, приглушенный свет, шлюх навалом, но Амарос не распознал самую обыкновенную проститутку под облегающим тело блудницы пурпуром. Попросту не допер, что Ким — ее настоящее имя было Аннабел — шлюха, и начал к ней клеиться, как к порядочной. Какая у вас работа, давно ли вы в Майами, откуда вы родом и так далее. Сказать по правде, Ким получала немалое удовольствие оттого, что этот толстенький коротышка с испанским акцентом и роскошным бриллиантовым кольцом на пальце, с улыбкой, как у Багза Банни, не догадывается, кто она на самом деле — шлюха за сто долларов в час. Когда Амарос спросил, нюхала ли она когда-нибудь кокаин, Ким заинтересовалась по-настоящему. Наскочить на парня, у которого есть кокаин, и провести с ним время куда лучше, чем просто заработать сотню. Ким, конечно, прикинулась невинной овечкой, смотрела на Амароса большими глазами и, пока официант в красной феске не принес им какое-то лиловое пойло, несла чушь: ах, мистер Амарос, я всего только маленькая девочка из Миннесоты, откуда мне знать про кокаин и всякие плохие вещи и так далее.

В конце концов Амарос пригласил ее посмотреть его большой дом на Кей-Бискейн; ну, тут уже у Ким глаза совсем полезли на лоб — это был такой дом! Амарос при ней открывает сейф и достает оттуда пластиковый мешок с белым порошком, похожим на сахар, кладет мешок на тумбочку и распечатывает его, а она берет порошок на палец и пробует — и ах, Боже мой, да это же кокаин высшего сорта! Амарос показывает ей фокус с каким-то химическим веществом, от него кокаин синеет, и он говорит, чем ярче цвет, тем лучше «девушка», но она уже нюхает вовсю через свернутую в трубочку двадцатидолларовую бумажку, и Амарос может больше не доказывать, как это прекрасно.

В сейфе она видела еще шесть пакетов.

Амарос сказал, что держит кокаин для друзей.

Она просто счастлива, что он такой гостеприимный. Но ведь он мог бы заняться наркобизнесом, а?

Амарос веселится, как в старые добрые времена. Он ведет маленькую славную девчушку из Миннесоты по грешным путям большого скверного мира. Показывает ей фильм с порнозвездой Джонни Холмсом, у которого огромный член, и спрашивает Ким, у кого больше — у него или у Джонни. И она отвечает: конечно, у тебя, милый, вопроса нет. И, в общем, не врет, потому что для такого коротышки член ему привешен недурной.

Итак, идея для Дженни: отправиться в ту же самую Касба-Лаундж и сидеть в баре, попивая что-нибудь фиолетовое или розовое. Сидеть и ждать рыцаря своей мечты, который явится в один прекрасный вечер. И она случайно встретится с ним глазами и разыграет из себя невинную маленькую девочку из Дубьюка, штат Айова. Он увезет ее в свой замок на Кей-Бискейн, и там откроет сейф, и достанет пакет кокаина, и покажет фокус «чем-ярче-цвет», а потом фильм о Джонни Холмсе, и предъявит собственное орудие, и она подсыплет малость хлоралгидрата ему в стакан, и когда он вырубится, уйдет, забрав из сейфа кокаин, ну как, звучит?

Дженни полагает, что звучит великолепно. Потому что для нее это выход.

Глава 8

Мэтью продолжал злиться.

Порядком времени назад, когда они с Блумом еще недостаточно знали друг друга, вышла у них стычка. Даже две. В первый раз это произошло, когда Блум расследовал дело об убийстве Вики Миллер и похищении ее дочери Аллисон. Блум сказал ему — по телефону, точно так же, как недавно говорил с ним по телефону Роулз, — чтобы он не совался в это дело. Буквально он выразился так:

— Советник (а обращение «советник» само по себе было оскорбительно, потому что даже юристы в суде чаще всего употребляли его в ироническом смысле), было бы приятно получить от вас твердое обещание, что вы перестанете носиться по всей Калузе и расспрашивать всех, кто, по вашему мнению, связан с этим делом. Мне, например, на вашем месте было бы тягостно сознавать, что кровь шестилетней девочки на моих руках.

Мэтью ответил:

— Не смейте разговаривать со мной, как с паршивой частной ищейкой из Лос-Анджелеса.

То был первый случай, когда Блум счел нужным призвать Мэтью к порядку. Второй раз это произошло сравнительно недавно, незадолго перед тем, как Хоуп заработал пулю в плечо. Вчера утром его одернули в третий раз, только не Блум, его друг, сделал ему предупреждение, а детектив, которого он, в общем, знал мало. И Мэтью не мог избавиться от раздражения. По его мнению, он не сделал ничего такого, чтобы поставить под угрозу или скомпрометировать расследование полицией дела о гибели Отто Самалсона. Не скрывал улик, не настораживал свидетелей или подозреваемых, одним словом, не совершил ни одного поступка, который мог бы оправдать выговор Роулза. «Вы были очень заняты». Те же самые слова произнес однажды Блум. И тоже с издевкой. «Вы были очень заняты». Может, все копы говорят так, когда хотят послать тебя куда подальше. Выговор был тем более обиден, что Мэтью позвонил с целью дать