Золотые туфельки - [12]

Василек вбежал запыхавшийся, но радостный, с влажным сиянием в своих чуть раскосых глазах.

— Вот! — Он вытащил из-за пазухи тетрадь. — Одноногий сказал: «Ты малый что надо. Дай срок — я тебе пару сизоплечих подарю». И еще сказал: «В случае чего, листок проглоти, а обложку выбрось».

В листке сообщалось, что представление получилось на славу, но можно было бы дать немного запутаннее, а то очень уж рискованно. И опять рекомендовалось налегать на поговорки.

— Значит, «там» не знают, — опечаленно сказала Ляся. — Что же нам делать?

— Вот теперь и я скажу: давай пробираться в Москву, — решительно заявил Кубышка. — Бросим тут и кукол и ширму — налегке двинемся.

— В Москву?.. — В памяти вспыхнул всеми своими огнями огромный, весь в золоте и красном бархате, зал. Даже в груди защекотало — так захотелось всё бросить и сейчас же, сию минуту пуститься в путь. — Вот какой ты у меня, папка, умный! Конечно, в Москву! Сегодня же, папка, да? Сейчас же, да?

— Да, чем скорей, тем лучше. Собирайся, доченька. Возьмем самое необходимое… Ох, к зиме дело идет, а у тебя даже пальтишка нет!.. Ну, денег у нас теперь достаточно, купим по дороге. Только бы из города выбраться…

Лицо девушки вдруг затуманилось.

— Подожди, папка, — сказала она, сдвигая, как всегда, когда ей приходила в голову новая мысль, свои милые бровки, — только как же оно получается? Мы, значит, убегаем и от «тех» и от «этих»?

— От «этих»? Что ты, доченька, не-ет!.. Да если б «эти» знали, они бы сами нам приказали бежать. Мы пошлем им записку с Васильком… Василек, снесешь, а?

— Снесу-у-у!.. — вдруг заревел мальчик; из глаз его светлыми горошинками покатились слезы.

— Василек, милый мой Василек! — бросилась обнимать его Ляся. — Не плачь! Ты же такой сильный, ты же такой храбрый! Ты ж, малый, что надо!.. Разве мужчины плачут?

— Да-а, вас там поубива-ают!..

— Я сам всех поубиваю! — подмигнул Васильку Кубышка. — У меня за пазухой бомба.

Но мальчик во всемогущество деда уже не верил: раз бежит, какая уж там бомба!

Записка была написана, самое необходимое в рюкзаки уложено, и, когда, прежде чем двинуться в путь, по старому обычаю присели. Ляся, о чем-то все время размышлявшая, сказала:

— Знаешь, папка, мы, кажется, глупость делаем. Если нас в обычных местах сегодня не увидят, то сразу догадаются и бросятся догонять. Давай сначала покажемся с куклами на базаре.

Кубышка, который и сам об этом с тревогой думал, тотчас ответил:

— Доченька, на свете была еще только одна женщина, равная тебе по уму, твоя мать! Бери скорей гармошку!..

Ляся не все договаривала. Она думала: если тот, кто написал записку, действительно что-то знает и хочет им добра, он попытается проверить, остались они или уехали. Он будет искать их по городу, и, может быть, ей удастся узнать, кто он и что им угрожает.

Пока шли к рынку, она еще и еще раз говорила:

— Только смотри, Василек, внимательней, у тебя такие зоркие глаза! Как узнаешь кого-нибудь, кто вчера на заводе был, толкни меня.

И Ляся почувствовала толчок, едва они начали на рынке представление.

— Вон, — показал Василек глазами, — рыжий. Он и вчера все время на нас смотрел.

— Да, я тоже заметила, — тихо сказала Ляся. — Василек, подойди к нему и шепни, чтоб он в три часа пришел в «Дубки».

Мальчик отошел, пошнырял в толпе и с безразличным видом остановился около худощавого юноши в потертой студенческой тужурке.

— Ну что? — спросила Ляся, когда Василек вернулся к ней.

— Сказал: «Приду».

— Ах, Василек, — шепнула Ляся, обдавая мальчика ласковым сиянием глаз, — ты ж действительно парень что надо. Я только одного такого знала — Артемку…

Артемка! Сколько раз слышал Василек от Ляси это имя! Оказывается, здесь, в этом самом городе, жил удивительный мальчишка. Он лучше всех сапожников умел пристрочить к сапогу латку, глубже всех нырял в море, а уж бычков ловил таких, каких теперь никто не ловит, — сладких, как мед! Главное ж, он был великим артистом. Он мог изобразить и базарную торговку рыбой Дондышку, и сына американского миллионера Джона. Сам черный великан Чемберс Пепс, знаменитый чемпион мира по борьбе, дружил с ним. И вот этот мальчишка сгинул. Сгинул, так и не сшив Лясе обещанных туфель, в каких и царевы дочки не ходят. Чего б только ни сделал Василек, чтоб хоть краешком глаза посмотреть на этого Артемку!

После двух представлений Кубышка направился с ширмой и сундучком в чайную «горло попарить», Ляся пошла к крестьянским возам, а Василек с другими ребятами полез по узенькой лестничке наверх, на дощатый пол, крутить карусель: самый опытный шпион не сразу бы сообразил, за кем увязаться.

Час спустя Ляся и Василек уже были за городом, в дубовой роще. В степной полосе южной России это было редкое место, где росли дубы столетнего возраста. Здесь, в стороне от городской пыли и копоти заводов, промышленники строили свои дачи, сюда, под густую листву деревьев-великанов, приходили справлять маевки рабочие. Но теперь, в осеннюю пору, в роще было безлюдно и так тихо, что слух улавливал даже слабый шорох, с каким ложились на землю пожелтевшие листья.

Девушка шла, опустив глаза к носочкам туфель, будто они только и интересовали ее. Зато Василек оглядывал каждый куст.