Золотые рыбки, или Отец мой славный - [27]

Антуан(приветствуя комически, как в Версале). Какая честь, мсье! Я-то думал, что нас уже забыли!

Горбун (визжит). Нет, сударь! Кое-какие пинки в зад не забываются никогда! Вы раздавали их нам в течение тысячелетия, так что мы от них до сих пор подскакиваем.

Антуан(взрываясь смехом). Вы забываете об одном, теперь не мы пинки в зад раздаём!

С ненавистью жестикулируя и возбуждаясь всё больше и больше, горбун крутится вокруг Антуана, как старая злая птица.

Горбун. Смейтесь, смейтесь, господа хорошие! Смейтесь, издеваясь над нами, до самого эшафота! Скоро вы научитесь быть, наконец, серьёзными, расплатитесь, в свою очередь. Вы станете серьёзными, как смерть, как двенадцать пуль, которые разорвут ваши груди! Ах, мы назойливы? Ах, мы крохоборы, умники и пустословы? Ах, нам не хватает изящества, и мы не умеем воспринимать всё, танцуя, как вы? Ах, у нас есть горбы? Ну так мы вам построим такой мир, в котором все будут горбатыми! Слышите? Горбатые, горбатые, горбатые — одни горбатые! Одни горбуны! Горбуны!

Он падает на стол, с ним почти случается нервный припадок. Задыхаясь, он вытаскивает таблетки из кармана, глотает, запивая их из стакана. Горбун лежит на столе, нервно дёргаясь. Расстроенный, Антуан поднимается со стула.

Антуан. Нехорошо, старина?

Горбун (с трудом). Не очень. Но это пройдёт. Иногда со мной случаются недомогания.

Антуан(помогая ему). Может, вам лучше прилечь? (Не подумав, добавляет.) Набок… (Понимает, что опять сделал ошибку.) Ах, извините, я непростительный невежа… я хотел сказать…

Но горбун ничего не слышит, он недвижно висит у Антуана на руках.

Антуан. Ну что ж. Вот вам нате, пожалуйста, судья мой откинул коньки! Как раз в тот самый момент, когда разговор начал становиться интересным. (Зовёт.) Помогите же мне, секретарь! Какой он, животное, всё-таки тяжёлый! Даже представить себе трудно, что у него там, в горбе…

Секретарь подходит к Антуану, оказывается, что это Кислюк.

Антуан. Как, это ты?

Кислюк . Да. Это я.

Антуан. С этой повязкой! Под их покровительством? Но мне казалось, что они приговорили тебя к смерти.

Кислюк. Я играл с немцами двойную игру. В правильных целях я сослужил полезную службу, которая была оценена по заслугам. Теперь я в Сопротивлении. У меня теперь, если хочешь знать, длинные руки.

Антуан. Ну что ж, если у тебя длинные руки, тогда помоги мне уложить этого негодяя. Подложи ему что-нибудь под голову. (Укладывая горбуна.) А мои четыреста тысяч, чтобы удрать в Аргентину?

Кислюк. Нужно же на что-нибудь жить, как, по-твоему? Ты, может, думаешь, что нам платят за нашу работу? Мы работаем бесплатно, это патриотизм, мерзавец!

Антуан(игриво поднимая палец). Хочу тебе только заметить, что я в свадебном костюме, и так как я выдал замуж Камомий в 1960 году, то в 44-м нас быть не можем!

Кислюк. Ах, заткнись ты со своими датами! Не с помощью тонкостей по поводу относительности хронологического порядка тебе удастся на этот раз улизнуть. Ты должен за всё рассчитаться, старик, время пришло.

Горбун (беспокойно ища Антуана глазами). Мсье дё Сан-Флур…

Антуан. Я здесь. Ничего не бойтесь.

Горбун (упоенный, шепчет с трудом). Ах, вы здесь! Я вас ненавижу!

Антуан. Да. Успокойтесь. Сейчас приступ пройдёт.

Горбун. Я врач. Они повторяются всё чаще и чаще. Я знаю, что погиб.

Антуан(ласково). Никогда не нужно так говорить. Наука неточна, а человек неистребим, когда он этого хочет. Нельзя ли сделать укол какой-нибудь, чтобы вам стало легче?

Горбун (с усилием). В полотенце, у ножки стула… там, во внутреннем кармане лежат две ампулы, спирт и стерильный шприц. Попросите секретаря, пусть найдёт медсестру. Но дайте мне слово чести, что, пользуясь случаем, вы не убежите… Для вас ведь честь, надеюсь, имеет значение?

Антуан(ласково). Имеет, поэтому я предпочитаю вам этого слова не давать. Постарайтесь тоже войти в моё положение. Но если хотите, я сам могу сделать укол. Секретарь снимет с вас штаны, а я живо вкачу вам, как следует.

Горбун. А вы хорошо делаете уколы? Я очень чувствительный!

Антуан. Не бойтесь, я колол задницы большинству моих приятелей, а они только ещё больше просили. (Обращаясь к Кислюк у.) Снимай в него портки.

Кислюк, насупившись, подходит к горбуну.

Горбун (стонет, пока Кислюк снимает с него брюки). На полу, в кабинете! С голой задницей под символом свободной Франции — Лотарингским Крестом! А ведь я правительственный комиссар!

Антуан(натирая ему ягодицу ваткой со спиртом, ласково). Ба! Иной раз случается, что одна задница другой стоит! Давайте-ка, расслабьтесь! Отпустите мышцы ягодиц! (Колет.) Ну вот и все дела! Было не больно?

Горбун. Нет. Я вас ненавижу.

Антуан(прикрывая его). Да. Только особенно не шевелитесь. Главное, что я не сделал вам больно. Вы первая левая задница, которую я колю.

Горбун. Вы мне всегда доставляли боль… Я страдаю с самого детства. Мои страдания никогда не прекращались. Я из бедных…

Антуан. У всех детство сложное. Дети богатых, большей частью, оставлены родителями. И дорого платят за привилегию иметь гувернантку. Я через это прошёл.

Горбун. У меня был горб, а моя мать прислуживала в имении… Я жил ненавистью и презрением до тех, пока ни стал достаточно умным, чтобы возвыситься над другими, черпая из моего духовного источника.