Золотые поля - [174]

Джек стосковался по Корнуэллу.

* * *

Корнуэлл, как видно, тоже соскучился по нему. В Пендине его встречали как блудного сына. Когда поезд из Лондона подкатил к Пензансу, на платформе ждала мать с небольшой свитой.

Во время долгого путешествия на запад, глядя на знакомую линию побережья, Джек часами вдыхал соленый воздух. Внезапно оказалось, что вид аквамариновой корнуэлльской воды, крутых скал и зеленых холмов наполняет его радостью. Он не хотел позволять себе восторгов, но уже от одних только знакомых пейзажей настроение Брайанта улучшалось.

Истинным же катализатором внутреннего выздоровления стала встреча с матерью. У нее дрожали губы, так счастлива была она увидеть своего драгоценного мальчика как раз тогда, когда больше всего в нем нуждалась.

— Только посмотри на себя, дорогой! Такой загорелый и сильный!

— Когда ты успела настолько ослабеть, что тебе нужно кресло на колесах? — Джек улыбнулся, но тут же нахмурился при виде медсестры, сопровождающей мать в числе прочих.

— Просто небольшая предосторожность, дорогой. Я не слишком хорошо себя чувствовала…

— Больше тебе не о чем тревожиться. — Он снова ее обнял. — Я дома и не собираюсь никуда уезжать.

Джек всю дорогу держал мать за руку, пока они заднем сиденье нового отцовского автомобиля ехали в дом, отремонтированный и переделанный. К нему было пристроено новое крыло.

Элизабет Брайант, рука об руку с сыном, показывала ему комнаты, слегка приподняла бровь, улыбнулась и спросила:

— Одобряешь?

— Все великолепно, но по какому случаю переделки?

— Все для тебя.

— Для меня?

— Отец хотел, чтобы тебе здесь было удобно и ты захотел бы остаться, когда вернешься домой. Он говорил, что у нас есть все основания для воссоединения.

— Отец так сказал? — У Джека перехватило дыхание.

— Он тебя любил. — Мать с улыбкой кивнула. — Просто не умел сказать. Эта перестройка стала его способом выказать тебе свои чувства. Мне очень грустно, что вы с ним так больше и не увиделись, он не узнал, что тебе понравилось.

— Что ж, теперь я здесь.

— Ты вернулся ради нас, Джек?

Он напрягся.

— Не надо, дорогой, не отвечай. Я благодарна, что моря возвратили мне моего сына. Ты, конечно, продолжаешь вспоминать прошлое, но я уже писала, что тебя полностью оправдали. — Мать подняла руку, словно говоря «довольно», и продолжала таким тоном, как будто сын возразил, хотя он не открывал рта: — Было с абсолютной точностью доказано, что ты не только действовал быстро и решительно, с соблюдением всех протоколов, но к тому же показал себя героем в спасательных операциях. — Она бросила на него выразительный взгляд, словно запрещая ему всякую попытку опровергнуть эти твердо сказанные слова.

— Я не чувствую себя героем, — с некоторым вызовом, но без особого пыла буркнул Джек.

— Твой отец был сложным человеком. — Мать вздохнула и покачала головой. — Он считал себя скромным, хотя этот дом и все, в нем содержащееся, вопиет об обратном, но при этом решил, что не стоит поднимать шум из-за письма с шахты или визитов людей, которые приходили отовсюду принести извинения за напраслину, хотя бы даже и мысленную.

Джек искоса посмотрел на нее и недоверчиво уточнил:

— Они извинялись?

— Безоговорочно. Первой в очереди была семья Билли. — Тон ее голоса лишь еле заметно окрасился сарказмом. — Впрочем, вру. Первой, кто выразил свои глубочайшие сожаления за несправедливое обращение с тобой, была миссис Шанд. При всем моем восхищении ею, она, по-видимому, готова винить за гибель сына любого живого молодого человека. Впрочем, прости, я знаю, это звучит жестоко. Джек, милый, я вижу, как ты потрясен. Твой отец был неправ, решив ничего тебе не сообщать. Он говорил, что для тебя это неважно.

— В Индии это и в самом деле было бы неважно, но теперь, когда я дома, — очень даже, — заметил Джек.

— Ходи с высоко поднятой головой, сынок. Таково было последнее желание твоего отца. Он взял с меня обещание, что я тебе это передам.

Не в силах говорить от нахлынувших чувств, он лишь молча, благодарно поцеловал ее в затылок.

— Пойдем. Мне холодно. Миссис Шанд разожгла камин. Будем пить чай с пышками.

Пораженный тем, какими мгновенно узнаваемыми оказались мельчайшие подробности прежней жизни и как ему их недоставало, он покачал головой.

Позже, когда они сидели перед камином, в окна бился ветер, а над Пендином опускалась корнуэлльская ночь, Джек смотрел на языки пламени и тщетно пытался найти в своем сердце чувство вины, которое должен был бы испытывать. Странно, но это оказалось единственным, за что упрекала его совесть.

— Ты это серьезно, Джек? — спросила мать, вглядываясь ему в глаза. — Ты правда останешься? Возьмешь бразды правления в свои руки?

Джек сел, остановил на ней долгий проникновенный взгляд и ответил:

— Мама, никакими силами меня не вытащить больше из Корнуэлла. Да, я вернулся домой навсегда, займусь бизнесом и буду жить так, чтобы отец мной гордился.

Довольная женщина откинулась на спинку кресла и взялась за колокольчик, лежащий рядом. Когда раздался звонок, Брайант на какое-то мгновение почувствовал себя так, словно его забросили обратно в ту ужасную ночь в Полях, когда вот такой же звук возвестил о приближении трагедии.