Золотой водопад - [35]

Самое важное то, что экспедиция вышла на дальнейший поиск с ведома и благословения государственной власти и есть в ней люди, способные перенести любые испытания, встретить опасность лицом к лицу и отразить ее.

НА ПОДСТУПАХ К СОКРОВИЩАМ

Шмидт встретил на пороге зимовья.

— Прифет, Тихон Петровитш, — облобызал он Голикова. — Пока нитшего нофого, — развел он руками на вопрос начальника экспедиции, — целый месяц шли пролифные тошти, нос нельзя был фысунуть са порог.

Голиков познакомил Шмидта с новыми поисковиками.

— Отшень карашо, — умильно закатил глаза к небу Иоганн Карлович. — Рат могущественным и сильным помощникам.

— Времени у нас в обрез, не успеешь оглянуться, как зима припутает. Завтра же выходим на поиск. Соображения у меня такие.

Голиков поделился намеченным планом. Все в нем было предусмотрено: район поиска, время работы на разных участках, кто с кем пойдет, кто за что отвечает. Говорил Голиков спокойно, нисколько не навязывая своего, плана. Но никто не смел и слова сказать в противовес. И хотя начальник вроде бы советовался с членами экспедиции, получилось так, что ни одна его задумка не встретила возражения и дополнить к плану что-нибудь более толковое было трудно. И план стал в своем первоначальном варианте уже не соображениями начальника, а четко разработанной директивой.

На другой день Голиков вышел в поиск, взяв с собой Степана. Шмидта сопровождал Иван. Красноармейцы Греков и Задорожный остались хозяйничать в зимовье.

На первом привале Голиков спросил у Степана Дремова, разводившего костер:

— Сказывал ты, Степан Дмитриевич, что не впервые в этих местах. Как же это вы оплошали, не прошли по отцовской тропе до цели?

— Доседова мы не добрались. Раньше нечистая сила свернула нас с пути истинного, завела в тупик. А все Митька. Это старший наш брательник виноват. А можа, и сам батя не во всем правым был? — Степан рассказал о неудачном походе, который чуть не погубил их всех троих, а главное, навсегда отвадил от попыток повторить таежную одиссею.

— А как же сейчас решились? Смолоду и силенок и азарту было поболе.

— Может, силы было и боле, да ума не хватало. Мнтька-то он упрямый был, пер напролом. А надо было идти по уму, по-ученому. На вас вся надежа, Тихон Петрович. И еще на дядю Ганю. (Так братья по-своему перекрестили на русский манер Иоганна Шмидта.) Люди вы ученые. И хватка у вас таежная. Одно слово — техники по золоту.

В котелке забурлила вода. Тихон Петрович бросил в котелок щепотку заварки, засыпал порошок сухого молока.

— И все-таки, Степан Дмитриевич, я никак не могу поверить в то, что тайга до такой степени перепугала вас своей суровостью, что вы навсегда забыли в нее дорогу. Тут что-то не то.

— Матушка наша покоенка, Галина Федоровна, еще воспротивилась нашим попыткам. А тут еще не ко времени война завязалась, сперва германская, а за ей гражданская. Митьку нашего беляки порубили. Один он изо всех нас троих в солдаты угодил: при царе был белым, при Советах красным. А за нас с Ванькой матушка большой откуп дала тем, кто набирал рекрутов. Этим и жизнь нам сохранила.

Голикова поразила простота избавления от солдатчины. Матушка большой откуп дала. Откуда у простолюдинки, познавшей нужду и горечь обид, купеческие замашки? Природный инстинкт? Да, конечно. Даже приматы — дикие животные и птицы — бывают весьма изобретательными в своей материнской заботе о детенышах, проявляя удивительную выдумку и хитрость ради спасения своих выкормышей. А у старших Дремовых это в крови. И отец, попервости придавленный судьбой, зажив в благополучии, передал наследникам право на безбедную жизнь, оставив огромное наследство. Мать тоже пошла на сделку с совестью и крупные материальные жертвы, лишь бы сынки ее остались живы-здоровы, памятуя о бесполезной гибели старшего. А самим парням хоть бы что: ровесники их и односельчане кровь на фронтах проливали, гибли под пулями, теряли руки и ноги, а то и голову сложили. А этот вот Степка самодовольно заявляет: матушка откупом денежным жизнь им с Ванькой сохранила.

А может, так и должно быть? Жизни их стоят для государства многих миллионов рублей, если в их руках тайна отцовского клада. Не мог Дмитрий Дремов унести ее в могилу, не вяжется это с его заботливым отношением к сыновьям. Стоит, однако, прощупать Степана с этих позиций.

— А что, отец не передавал никаких вам рисунков места, где он нашел золото? Или, может, рассказывал о каких-либо особых приметах своего открытия? — на очередном перекуре спросил Тихон Петрович.

Степан, с хрустом распрямляя усталые плечи и давясь от глубокой затяжки едким дымом самокрутки, настороженно поглядел на Голикова. Скрытая усмешка его, запрятанная в прокуренные усы, как бы отвечала на вопрос, простой и наивный: «Было бы знатье энтого места, дак давно бы без вас обошлись. Кому энто надоть делиться добычей, выкраивать лишний пай на всю кумпанию?»

Ответил Степан ничего не значащими словами:

— Сказывал батя: ему навроде поблазнило, что с горы в каменную чашу льется расплавленное золото. Стало быть, по ручьям надоть искать, там, где они скатываются с гор.

«И без тебя известно, что воскресенье — праздник, — с досадой подумал Голиков, неудовлетворенный ответом. — От такого жлоба откровения не жди. Своекорыстие привело его сюда, в Тургу. И младший брат у него такой же».