Золотой водопад - [31]

Первым вступил в нее Степан. Не успели братья последовать за ним, как Степан поскользнулся, взмахнул руками и погрузился с головой в прозрачную воду. Вынырнул он пятью саженями ниже и спасся только потому, что встретил на пути торчащую из воды гранитную глыбу, на которую и выбрался мокрый, трясясь от холода и испуга. Скользкий камень, на котором примостился Степан, стоял недалеко от берега, но на такой быстрине вода могла уволочь черт знает куда. Трижды бросал Дмитрий конец веревки Степану, и только в четвертый раз тот ухватился за нее. Неприятно было повторное купание, но другого выхода не было, иначе жди на каменном пятачке рекостава.

Упираясь обеими ногами в крупный галечник и увязая по щиколотку в нем, Дмитрий и Иван насилу вытянули Степана из речного плена на сухой берег, Нахлебавшись воды, Степан отплевывался, чертыхался и клялся больше ни шагу не сделать через сумасшедшую речку, обманувшую его своим кротким, чистым видом.

Одно дело клятва, а другое — необходимость. Подсушившись у костра и хлебнув для тепла крепкого чая, через два часа Степан снова шел с братьями искать брод. На всем протяжении реки русло ее выглядело однообразно, повсюду торчали головы камней, основой прочно вросшие в речное дно. Издали казалось, что из воды выглядывают черные черепа, встречая приближающихся путников неразборчивым ворчаньем и злобным шипеньем. Путники заночевали тут же, на берегу, так и не найдя подходящего места для перехода.

Утром Степан, не очухавшийся еще от купания на кануне, заартачился.

— К черту золото, жизнь дороже.

— А может, и правда, Митя, вернемся?

Дмитрий сидел лицом к потоку, не оборачиваясь на слова братьев.

— Как хотите, а я домой, — напрашивался на скандал Степан.

— Одного не отпустим, — сдерживал его Иван.

— А с вами сгинешь.

— Один-то и подавно.

— Пусть лучше мать сыра земля примет мои косточки!

От слов Степана младшего брата знобило, скользкий холодок, словно струйка студеной воды, пробирался за ворот, неприятно щекотал, прокатываясь по позвонкам.

Дмитрий решительно поднялся на ноги, достал веревку и торопливо обвязал себя одним концом.

— Пойдем все разом. Вяжись одной веревкой.

— Ты што? Всех решил погубить? — завопил Степан.

— Вспомните завет отцовский!

Если знал бы отец, что идут на верную погибель три сына его, преданные клятве, лег бы костьми на их пути, грудью загородил бы дорогу, но шагу не дал бы шагнуть дальше.

Не было рядом с ними отца, было здесь только отцовское упорство, перелитое в характер старшего сына. Крепко стоят на ногах братья, связанные одной веревкой. Каждый шаг дается с трудом, стоит многих капель пролитого пота. Как струна натянута пенька. Дмитрий осторожно передвигает одну ногу, всем корпусом наклоняясь вперед, и рывком делает шаг. Братья повторяют его движения. Никак нельзя ослабить живую нить, связывающую трех человек воедино: могучий напор воды, яростную силу потока могут сдержать только общие усилия. Каждого в отдельности стихия поборет без сопротивления, сожмет в своих леденящих объятиях, расслабит волю и швырнет с силой, отдавая на растерзание алчущим новой жертвы камням. Шаг за шагом, медленно, как в сплошном тумане, когда идешь на ощупь, продвигаются три человека. Вода доходит до пояса, подступает к груди, тянется к заплечным мешкам, где порох, соль, спички. Идущий впереди протягивает руки к скользким каменным глыбам, обходит их, цепляясь негнущимися пальцами за малейшие шероховатости. За скользкими глыбами напор потока ослабевает, под их прикрытием короткая передышка — и снова тяжелые медленные шаги, словно люди идут не по воде, делающей шаги невесомыми, а волочат на ногах тяжелые, как пушечные ядра, ножные кандалы на многоверстных сибирских этапах.

НА ПОМОЩЬ

Две пары женских глаз уставились на Кухтаря с изумлением и испугом. Ни мать троих сыновей, ни невеста одного из них еще не знали, что случилось с золотоискателями. Но, видя перед собой еле живого старика, чуть ли не на четвереньках приползшего к крыльцу дремовского дома, без своих спутников, без лошадей и поклажи, женщины почувствовали недоброе. И если у старшей сердце заныло сразу о троих, младшая шептала слова, моля господа бога отвести беду от одного.

— Беда, хозяюшка, — прямо глядя в глаза Галине Федоровне, с трудом выдавил из себя Кухтарь.

— Сыны где? — строго спросила хозяйка.

— За сынов не скажу, а лошади сгинули.

— Что ты мелешь, старик? Где мои соколы?

— Дедушка, что с Митей? — заголосила Дунюшка.

После сбивчивого многословного рассказа Кухтаря женщины немного успокоились: прямая опасность кладоискателям не угрожала, и это вселяло надежду на благополучное возвращение из поиска.

— Да нешто ты мог подумать, что я о лошадях больше пекусь, нежели о детках родных? — отчитывала Галина Федоровна вконец растерявшегося старика, ожидавшего расправы за потерю лошадей.

Радовалась Дунюшка: скоро вернется ее жених с богатой поживой, тогда и свадьбу можно сыграть, выделиться в самостоятельное хозяйство, зажить своей семьей. Как ей хотелось сейчас прижаться к широкой груди Дмитрия, спрятать лицо, зарывшись в складках сатиновой рубахи, почувствовать прикосновение мужской руки, грубой и шершавой на вид, ласковой и нежной, когда она гладит голову, шею, покатые плечи, руки.