Золотой водопад - [20]

Набрав щепы и обломков деревьев, разбросанных на мысу, Митька кресалом добыл огонь, разжег костер, согрелся. Настроение поднялось. Положение казалось не таким безнадежным. «Утро вечера мудренее», — подумал Митька, закутываясь в шкуру и укладываясь с подветренной стороны костра, пылавшего высоким огнем. Проснулся Митька среди ночи. Разыгравшаяся буря не дала ему проспать до утра. Ветер свободно носился по голому острову, не встречая препятствий, собирая с его гладкой поверхности пыль, мелкие камни, щепу. Вот он еще издали нацелился на затухающий костер, звериными когтями вцепился в огненную гриву и начал беспощадно трепать обессилевшее пламя. Отбиваясь от наскоков бури, костер разбросал во все стороны дымящиеся головни, снопы искр рванулись навстречу порыву ветра и тут же, как обмолоченные, припали к каменной земле. Митька бегал вокруг костра, стараясь сохранить огонь и тепло. Завалив в костер тяжелые смолистые кряжи, он почувствовал, что теперь огню не страшен никакой ветер. Чем сильнее его порывы, тем ярче пламя костра.

С рассветом буря утихла, ушла в верховья Крутой. Если в долине реки ее натиск сдерживали скалистые берега, на открытых местах она побушевала вволю. С островного мыса Митька увидел, как через пороги несло деревья, выкорчеванные с корнями ветровалом и сброшенные в реку. Одни деревья проносило мимо острова, другие выбрасывало на мыс. Сохранившиеся ветви и корни смягчали удар, и скоро Митька насчитал на мысу десяток крепких сухостойных лесин.

«Вот моя выручка, — подумал он. — Иначе мне не выбраться с этой каменной каторги».

Плыть на дереве рискованно, а оставаться на острове — значит погибнуть без борьбы. Выбора нет. Лишь бы не подмочить порох, не утопить ружье. Вцепившись обеими руками в толстый сосновый сук, торчащий над водой, Митька поплыл по воле потока. Гигантское дерево с надломленной кроной, обнаженными корнями и уродливыми сучьями напоминало чудовище с волосатой головой и острыми плавниками. Чудовище с пассажиром на спине медленно удалялось от каменного острова, нехотя приближаясь к противоположному берегу, манящему зеленью сосен, желтизной осин, жизнью. Взглянув на корму необычного судна, Митька понял, чему он обязан своим спасеньем: надломленная отогнутая вершина сосны заменяла руль, который направлял дерево через реку. Берег был близок. Корни и ветви сосны задевали дно реки, притормаживали ход. В двух саженях от берега, на отмели, комель уперся в подводный камень, вершину спокойно развернуло и прижало к самому берегу. Не замочив ног, Митька прошел к вершине дерева и с нее прыгнул на твердую землю.

Самое страшное осталось позади. Но надо торопиться. Ночная буря согнала со всей Сибири тучи в одно место. Темные, хмурые, они толстым слоем перекрыли дорогу солнечным лучам к земле и, не желая больше нести на своих плечах надоевшую ношу, швырнули ее с высоты. Сначала появились одиночные снежинки; робкие, неуверенные, они, боясь прикоснуться к земле, исчезали, не долетев до нее. Затем снег пошел гуще, и вот уже сплошная толща снега обрушилась на зеленые травы, ветки кустарников и деревьев, на голову, лицо и грудь быстро шагающего человека. Митька шел по первой пороше, оставляя глубокие мокрые следы на засыпанной мягким снегом тропе. Проходили минуты, следы теряли свои очертания, обильно падающий снег заравнивал их. И никто бы не мог сказать, что здесь недавно прошел человек. Да и некому было этого сказать: безлюдная тайга молчалива.

ЗАКОН ТАЙГИ

Сколько раз этот неписаный закон, неуклонный закон выручал обессилевшего путника, случайно наткнувшегося в блужданиях по тайге на одинокую избушку, У очага сухая растопка и спички, на полке соль, сухари вяленая рыба, кусок солонины, рядом нехитрая посуда: котелок, чуман из бересты, деревянная ложка. Обсушись, согрейся, подкрепи силы, заночуй в зимовье. Но, уходя, не забудь привести все в порядок: заготовь сушняк для растопки, вымой посуду, не уноси остатки продуктов, спички. Быть может, завтра или через месяц сюда забредет другой путник, еще более нуждающийся в тепле и пище…

Митька поднес спичку к растопке, торчащей в печке из-под березовых поленьев. Веселые огоньки вперегонки побежали по бересте. Быстро вскипела вода в котелке. Кусок козлятины, насаженный на шомпол и зажаренный на открытом огне, показался необычно вкусным. Крепкими зубами Митька рвал полусырое мясо, прихлебывал обжигающий губы кипяток, заваренный пахучими листьями черной смородины. Последние два дня Митька только на ночь разжигал костер, а в светлое время торопливо шагал по тайге в поисках зимовья. Он согревался быстрой ходьбой, питался всухомятку, утолял жажду на ходу, схватывая горсти снега. И вот тропа вывела его к охотничьей избушке.

«Здесь и зазимую», — решил Митька, заканчивая ужин.

Впервые за многие дни Митька спал на широких полатях. Воздух в зимовье нагрелся, ноги, укутанные в звериные шкуры, казались опущенными в теплую воду, все тело охватила сонливая истома. Ощущение тишины и покоя располагало ко сну. И все же Митьке не спалось. Сейчас, когда все опасности остались позади, когда он мог безбедно провести зиму в лесной избушке, добывая пропитание охотой, он думал о той, ради которой бежал с каторги, перенес лихие напасти, способные свалить с ног десяток дюжих мужиков, добрел до Тургинских гольцов.