Золотой век Екатерины Великой - [14]

Григорий Орлов считал, что главной силой, способной помочь единоверцам – славянам и грекам, – является российский флот. По его инициативе в июле 1769 года из Кронштадта в Средиземное море ушла эскадра адмирала Г. А. Спиридова, а следом за ней двинулась эскадра под командованием контр-адмирала Джона Элфинстона. Общее командование флотом осуществлял Алексей Григорьевич Орлов – «генералиссимус и генерал-адмирал всего Российского флота в Средиземном море». Под его началом находилось двадцать линейных, двадцать четыре фрегата и более пятидесяти десантных и других судов. Флот должен был отвлечь турецкие силы с Дунайского театра, помочь единоверцам, славянам и грекам, в борьбе с османским владычеством и нарушить морские коммуникации противника.

10 апреля 1770 года русский десант под командованием бригадира Ивана Абрамовича Ганнибала – сына Абрама Петровича – взял крепость Наварин, а 24-26 июня произошло знаменитое морское сражение в Чесменской бухте.

Чесменская победа

23 июня в Хиосском проливе русские моряки обнаружили флот капудан-паши Хасан-бея, состоявший из семидесяти трех кораблей при тысяче четыреста тридцати орудиях. Несмотря на то, что у Алексея Орлова было всего тридцать кораблей при восьмистах тридцати орудиях, его флот пошел в атаку и загнал неприятеля в Чесменскую бухту, заблокировав его там.

25 июня на военном совете приняли план уничтожения турецкого флота, предложенный адмиралом Г. А. Спиридовым. Авангард из четырех линейных кораблей, двух фрегатов, одного бомбардирского корабля и четырех брандеров (судов, наполненных зажигательными и горючими веществами) под командой контр-адмирала С. К. Крейга в ночь на 26 июня подошел к Чесменской бухте и открыл ураганный огонь по скучившимся возле берега кораблям противника. Пожар, вспыхнувший на одном из турецких кораблей, из-за сильного ветра перекинулся на другие суда, и в это время в атаку пошли брандеры. К трем часам ночи пожар стал всеобщим, и от огня уцелели лишь пять галер и один линейный корабль. Турки потеряли весь флот и около десяти тысяч матросов и офицеров. Потери же русских составляли одиннадцать человек. В результате русский флот стал полным хозяином на море.

В честь победы Алексей Орлов получил титул «Чесменский», в Царском Селе была воздвигнута Чесменская колонна, в Петербурге построен Чесменский дворец, была выбита медаль с портретом генерал-адмирала.

Почти в это же время П. А. Румянцев наголову разбил турецкую армию: сначала на реке Ларге (7 июля), а затем при Кагуле (21 июля). Летом следующего года князь В. М. Долгоруков, возвратившись в Крым, занял Перекоп, Евпаторию и Керчь.

Между тем русско-турецкая война стала причиной еще одного страшного бедствия: с Дунайского театра военных действий, через Закарпатье и Подолию на Украину пришла «моровая язва» – чума.

В октябре 1770 года от Львова до Пинска была создана карантинная линия, во главе которой был поставлен генерал-майор А. В. Суворов.

Первопрестольная была со всех сторон окружена карантинами. Особо строго проверялись все ехавшие из Москвы в Петербург. На дороге в Петербург сеть карантинов была особенно густой, за проезжающими в столицу строго следили многочисленные контролеры – врачи и офицеры, был запрещен вывоз каких бы то ни было товаров из мест, зараженных чумой, а те товары и пассажиры, что все-таки пропускались в Петербург, окуривались и дезинфицировались. Благодаря таким мерам, предпринятым по приказу Екатерины генерал-адъютантом графом Яковом Александровичем Брюсом, племянником покойного фельдмаршала В. Я. Брюса, чума в Петербург не проникла.

А с юга строгой защиты у Москвы не было, и горький результат не заставил себя ждать – в декабре 1770 года чума появилась в Москве.

«Черная смерть» в Москве

Сначала, как и всегда, это были единичные случаи, но потом бедствие переросло в эпидемию.

Россию эпидемии чумы навещали с XIV века много раз, но никогда в борьбе с ней не предпринимались такие строгие меры. В Совете при Высочайшем дворе постоянно обсуждались карантинные, гигиенические, просветительные, лечебные и все иные антиэпидемические меры, но должного эффекта это не давало, главным образом из-за того, что у московской администрации не было необходимой последовательности действий, а у генерал-губернатора П. С. Салтыкова не было и веры в то, что чуму можно победить. Однажды победитель под Купперсдорфом обронил: «Чума – не пруссак, а бич Божий. Супротив пруссака, хотя бы был он и сам король Фридрих, управу сыскать было можно, а против наказания Господнего что сыщешь?» И потому главной защитной мерой считали молебны, во время которых, собираясь сотнями в храмах и истово целуя иконы, распространяли заразу самым быстрым и надежным способом.

В начале сентября 1771 года смертность в Москве достигла тысячи человек в сутки. Дворяне еще по весне покинули город, уехав в свои подмосковные усадьбы, а 14 сентября, в разгар эпидемии, бежал из Москвы и престарелый П. С. Салтыков. Он уехал в свою подмосковную усадьбу Марфино, доставшуюся ему от князей Голицыных, где располагались дворец, церковь, флигеля, беседки, псарни, скотный двор, каретный сарай, конюшни и регулярный парк, разбитый вокруг огромного искусственного пруда. П. С. Салтыков укрылся в сорока верстах от Москвы за мощным карантином и караулами, оставив Первопрестольную на произвол судьбы.