Золотой Василёк - [53]

Пересекли Лиговку и влились в людской поток на Невском. Поминутно поворачивала Надя голову то направо, то налево. Даже шея устала.

«Бриллианты Тета», — читала Надя сверкающую надпись.

Налево — прелестная курчавая голова: памятник Пушкину. Лакированные изразцы магазина «Блигкен и Робинсон». Знакомые и все же удивительные названия фирм: «Эйнем», «Сиу», «Шоколад «Жорж Борман», «Монпансье «Ландрин» — мелькали, как в калейдоскопе.

Река Фонтанка и красавец мост через нее. Он украшен по четырем углам бронзовыми группами коня с возничими.

Рядом вишневый Аничков дворец. В далекие годы он был выстроен Елизаветой для Разумовского, а потом подарен Екатериной II Потемкину. Он поместил в нем только свою библиотеку. Теперь это дворец императрицы Марии Федоровны. Прошли Садовую и Михайловскую. Часы на башне городской думы показывали десять. Сверкнул вдали золотой шпиль Адмиралтейства. Поравнялись с колоннадой Казанского собора. Она обнимает площадь и памятники Кутузову и Барклаю.

Все это камни! Камни и гранит! Но словно живые они рассказывали Наде о великой истории России.

А вот в витрине, как крошечные тюлени, лежат сизые французские сливы: магазин Елисеева. Вкусно запахло тестом. Поравнялись с кондитерской Филиппова, знаменитой своими пирожками.

Все это мимо, мимо. Тетя выступает, как гренадер в походе. И никто здесь не обращает внимания ни на ее смешные ботинки, ни на старомодное пальто, ни на шляпу, похожую на поникший мухомор.

Изредка тетя отрывисто говорила:

— Это офицерская «экономка». А за белыми колоннами, видишь, — Гостиный двор.

То и дело молодые барышни в синих костюмах предлагали купить жетон в пользу раненых. В раскрытые двери часовни у Гостиного двора видны были женщины, коленопреклоненные, в глубоком трауре.

Мальчишки на разные голоса выкрикивали:

— Газита «Динь»! «Динь» газита! Газита «Копейка»! «Биржевые вичирние»! «Вичирние биржевые»!

Какой-то разбитной человек продавал открытки и быстро, скороговоркой повторял:

— Десять копеек десять разнообразных открыток! Карикатуры немецкой нации!

А рядом, на низенькой скамеечке, подросток предлагал басом:

— Крем, гуталин, шнурочки! Резиновые набоички!

Миновали Главный штаб с тройкой легких бронзовых коней над аркой. Налево — художественный магазин Дациаро. В витрине — античные статуэтки из мрамора: «Три грации», «Амур и Психея». С крылышками мотылька Психея наклонилась над спящим Амуром. В ее руках горящий светильник. Вот сейчас она капнет нечаянно раскаленным маслом на Амура, и он проснется!

Надя забыла про голод и усталость. Перед ее глазами уже Зимний дворец и на Дворцовой площади — Александровская колонна с ангелом.

А они все шли и шли. Тетя сделала крюк, чтобы посмотреть собор Исакия Далматского с колоннами черного с синими блестками мрамора. Это про него студенты поют в своей веселой песне: «Сам Исакий святой с золотой головой, сверху глядя на них, улыбается».

И чудо столицы — «Медный всадник». Вот прийти бы сюда одной и долго смотреть на Неву, на этого коня и властелина, который Россию «вздернул на дыбы»!

Завернули в Александровский сад.

Сквозь багряную, но еще пышную листву Надя увидела памятники и незаметно поклонилась Лермонтову, Гоголю, Глинке, Жуковскому и какому-то военному с генеральскими аксельбантами. Она его не знала. Это был путешественник Пржевальский.

Здесь толпа заметно поредела, хотя все еще часто встречались генералы; перед ними то и дело вставали во фронт кадеты и гардемарины.

Медленно прошли в Александровский сад раненые на костылях. Их сопровождала сестра милосердия в черной косынке с красным крестом. Чаще встречались дамы в длинных черных плерёзах[8].

Наконец вышли на Английскую набережную. Солнце выглянуло из тумана, блеснуло на шпиле Петропавловской крепости и рассыпало на Неве золотые пятачки.

На набережной прохожие стали снимать шляпы и фуражки: со стороны Дворцовой площади приближалась карета.

— Смотри! — сказала тетя. — Придворная карета. Видишь, гайдук в красной ливрее с золотом. Треуголку сдвинул набок. Значит, в карете кто-то едет из царского дома. Потому все и кланяются.

Но сама не поклонилась. Тетя была республиканка.

Перешли Неву по Николаевскому мосту. Васильевский остров ничем не поразил Надю. Здание университета, где при Петре помещались двенадцать коллегий, и бывший дворец Меншикова показались Наде скучными казармами. Только книжные магазины Вольфа и Маркса и табачная фабрика «Лаферм» на Среднем проспекте взволновали Надю. Она первый раз видела фабрику. С уважением рассматривала корпус фабрики: он казался стеклянным от огромных, во всю стену, окон.

По Среднему проспекту шла рота солдат на учение.

А дойдем мы до Берлина-городка —

Не останется от немца и следа.

А вернемся мы в родимые леса —

Приведем с собой Вильгельма за уса!.. —

лилась солдатская песня.

Надя устала. Но тетя была неутомима. И Надя покорно поднималась на шестые этажи, видела много разных комнат, больших и маленьких, скромных и нарядных, из которых тетя выбрала самую скромную и высокую, на шестом этаже, без лифта и даже без электричества, чтобы подешевле.

— Подумаешь! Не маленькая. Бегать-то некуда! Учиться надо, — сражалась, по привычке, тетя, хотя Надя ни в чем не прекословила и на все соглашалась. Шестой так шестой этаж. И здесь можно умыться, выпить чаю, отдохнуть.