Золотой треугольник - [78]

Титулом «президент» одарили его французы — высоко в горах, где господствовали полуфеодальные отношения, это слово было лишено смысла. За спиной Део Ван Лонга в лучшем случае было 25 тысяч белых тхай, причем на территории федерации жили еще не менее 100 тысяч черных тхай и 50 тысяч мео.

Согласно племенным обычаям, новый президент окружил себя родственниками, друзьями и приверженцами, назначил их на все государственные посты. Разумеется, они были тоже белыми тхай. Само по себе распределение постов не так уж сильно возмутило живущих почти целиком за счет собственного натурального хозяйства обитателей деревень, однако вскоре всплыл вопрос о государственной казне: кто ее наполняет и кто ею пользуется.

«Бюджет Федерации тхай держится исключительно на мео, одну половину они возмещают непосредственно опием-сырцом, а другую косвенно — через китайцев, которые тратят свои доходы от торговли опием в государственных казино», — подтверждали в сообщениях генеральному штабу и французские офицеры.

В конце второй мировой войны здешние мео через Део Ван Лонга продавали французам примерно 4,5–5 тонн опия-сырца в год.

Но в конце войны и в Европе, и здесь ситуация начала меняться. После роспуска опиумной монополии в Ханое и Сайгоне разросся черный рынок, цены взвинтились, а мео потеряли интерес к торговле с Францией. Они охотнее продавали свой опий без посредника, прямо китайским контрабандистам. Однако, когда Део Ван Лонг неожиданно получил президентский пост, все изменилось. Вместо французской армии за порядком теперь следили два батальона местных войск — примерно по 350 солдат в каждом. Состояли они, как можно предположить, исключительно из белых тхай.

С этого момента цены на опий-сырец определял сам Део Ван Лонг. Когда мео отказались продать ему опий, сбыт которого в пору начавшейся «операции Икс» сулил большую выгоду, Део Ван Лонг стал принуждать их силой.

Жан Жерусалеми вникал в суть дела, когда предупреждал об опасности строительства крепости Дьенбьенфу в месте, где скрещиваются дороги на север, к Китаю, и на запад, к лаосской границе: «Горные мео чрезвычайно разочарованы в Део Ван Лонге и во французах из-за применяемого ими метода торговли опием, а черные тхай, живущие внизу, в долине, воспринимают господство белых тхай как оскорбление».

Однако генералы, посетившие долину Дьенбьенфу, не придали его советам значения. Ведь военные эксперты высказались безоговорочно: укрепленный лагерь неприступен. У противника не хватит сил, чтобы доставить сюда пушки и боеприпасы. Узкими горными тропами, пожалуй, смогут еще пройти солдаты, но без тяжелых орудий у них нет надежды на успех.

Тем не менее именно взаимная вражда местных жителей сыграла в исходе будущей битвы немаловажную роль. Если бы французы вовремя узнали, что к Дьенбьенфу стягиваются главные вьетнамские силы, они могли бы доставить сюда больше тяжелых орудий или хотя бы эвакуировать находящийся под угрозой гарнизон.

Но разведка подвела. В краю, бурлившем враждой и подозрительностью к каждому незнакомому лицу, французские разведчики не имели шансов проникнуть дальше занятой ими котловины. О гигантских передвижениях на отдаленных подступах к крепости никто не сообщил. Широкие дороги, по которым могли проехать грузовики, прокладывались в джунглях и были недоступны воздушной разведке. И потому генеральный штаб экспедиционного корпуса вплоть до кануна неожиданного нападения даже не подозревал, что крепость стала центром паутины и к ней продвигаются сотни тысяч трудолюбивых паучков. Чем ближе к центру, тем сеть тропинок становилась тоньше. На велосипедах, на мулах, на маленьких суденышках, в повозках и на собственных хребтах тащили люди тонны и тонны оружия, боеприпасов и продуктов. Без стойкости добровольных помощников революционная армия не могла бы победить. По словам генерала Во Нгуен Зиапа, самыми самоотверженными были именно представители народности мео.

Крепость Дьенбьенфу пала 7 мая 1954 года.

Битва за Сайгон

Битва за Сайгон, о начале которой первые выстрелы возвестили 28 апреля 1955 года, относится к одному из парадоксов войны в Индокитае. Дело в том, что в тяжелых уличных боях столкнулись южновьетнамская армия и полиция. Только немногие посвященные знали, что здесь сводят счеты американцы и французы — точнее, ЦРУ и Второе отделение.

На смену долголетнему сотрудничеству двух держав (к слову сказать, французская война в Индокитае велась в основном на средства американцев) после Женевской конференции пришли разногласия.

В отличие от реалистически мыслящего Парижа, который собирался без шума оставить Индокитай, сохранив там максимальное влияние, Вашингтон, «проигравший» Китай и исполненный священного гнева, рассуждал так: либо победа, либо поражение. Джон Фостер Даллес, официально провозгласивший крестовый поход против коммунизма, выразил этой фразой сущность своей политики. Участников крестового похода оскорбляла уже сама мысль о возможности переговоров с неприятелем. Любой компромисс был для них равнозначен поражению.

Джон Фостер Даллес, убежденный в том, что многомиллионная китайская армия движется на юг, выдвинул «теорию домино»: если падет Вьетнам, за ним последуют Таиланд, Малайзия, Индонезия, Пакистан и Филиппины. Вся западная часть Тихого океана окажется в руках коммунистов.