— Вобщем ясно, — опять перебил Петр. — Мне кое-что известно… Давай лучше я буду задавать тебе вопросы.
— Пожалуйста, — пожал плечами Андрей, обиделся. И без того, кажется, краток. Но взглянув на Петра, понял, что тот думает о чем-то другом, не о Павле.
— Я слушаю. Задавай, — повторил Андрей.
Петр свел свои зацепинские брови, — только они сейчас оставались у него неизменными, а лицо, чем больше всматривался в него Андрей, тем старее оно казалось, — похудевшая шея была вся в морщинках.
Глядя на Андрея в упор, Петр вдруг сказал:
— Глупый ты мужик, старина. Ох, глупый.
— Не понял. — Андрей удивился совершенно неожиданной фразе.
— В том-то и беда — не понимаешь.
— Объясни все-таки.
— А чего объяснять? От своего счастья бежишь. — Опять не дошло? сказал Петр, сухо глядя на Андрея. — Тебе сказать, почему ты до сих пор не женился?.. Ты — дурень, в бабах ничего не смыслишь… Не так, что ли?
— Ты кого имеешь в виду? Девочек, которых мне сватал?
— При чем тут девочки?.. — Петр вздохнул. — Эх, Андрюха… А такой умный.
И наконец до Андрея дошло: «Так вот он зачем придумал мою встречу с Павлой?! Сумасшедший».
Мысль была столь неожиданная, что Андрей ничего сразу не смог ответить. Замолчал и Петр.
Когда молчать уж больше нельзя было, Андрей сказал:
— Петро, не забывай, что мы с тобой уже старики.
— Брось это. Чепуха.
Андрей обиделся. Неожиданно и сильно. Разве о том сейчас надо думать?
— Давай закроем эту тему, а? — сказал Андрей.
Но Петр упорно покачал головой. Сухой взгляд его теперь казался даже злым. У него на щеках появился болезненный румянец, даже веки чуть покраснели. Андрею, как только он это заметил, стало стыдно. Ну, что у них в самом деле за разговор?
— Ладно, кончим… Пусть ты прав. Что изменишь?
Петр взглянул на круглые настенные часы над фикусом.
— Ты подожди, я сейчас, таблетки надо выпить. Режим, брат. — Он встал.
— Может, лечь хочешь?
— Нет. Жди. Договорим. Есть дело.
Андрей смотрел, каким нетвердым шагом идет по холлу Петр, волоча ноги, будто они тоже у него в чехлах, и со стыдом думал, как он мог допустить такой тяжелый и ненужный по сути дела разговор. «Лучше бы я ему про Павлу рассказал подробнее».
В холле у противоположной стены появились два бледнолицых человека в таких же синих, как у Петра, пижамах. К больным подошли две пожилые русоволосые женщины с пустыми сумками, разгрузились, видно, в палатах. Все сели. Заговорили больные. Женщины озабоченно слушали, изредка вздыхая и переглядываясь.
Андрей не слышал слов разговаривающих, отвлекся от них и память его вдруг перенесла в деревню. Он даже уже не ощущал где в действительности находится.
Ночь, костер с высоким пламенем. Отрываясь от огня, летят к нему искры. С реки тянет сыростью. Они втроем у костра. — Петр, Павла и он. В памяти сохранилось странное желание в те минуты — не шевелиться. Все замерло, кроме потрескивающего костра и огня, уходящего в небо…
Петр пришел лишь на минуту, чтоб проводить Андрея до дверей. Оказалось, вот-вот ждут профессора, и Петр должен быть в постели.
Свое поручение он излагал уже на ходу. Шел по коридору, чуть сутулясь и тяжело дыша, чем ещё больше напугал Андрея.
Поручение было странное. Андрей должен был завтра утром позвонить Волокову Сергею Сергеевичу.
— Телефон я тебе давал. Позвонишь обязательно! Понял?
— И что дальше?
— Он пригласит тебя в гости, чтоб познакомить со своим отцом.
Андрей остановился.
— Ты сума сошел! Зачем мне это?
— Не перебивай, я не кончил… Захватишь с собой статью. Понял?.. Ту самую, о которой говорил мне на рыбалке.
Андрей не двигался с места, хотя Петр тащил его за рукав.
— Пойдем, пойдем! Некогда нам спорить.
— Я не сделаю этого, Петр.
— Почему, глупец? Отец Сергея башковитый человек. Сам убедишься… Имей в виду, я с ним уже говорил насчет тебя. Застолбил. Он вхож в высокие коридоры.
— Спасибо, — вырвалось у Андрея.
Остановился и Петр.
— Ну и глупец же! Случай подвернулся. Зачем-то статья все-таки написана, а? Смотри, гений, наразбрасываешься.
— Я хотел бы показать её знакомому специалисту, понимаешь? — а не чужому. Я делетант, Петр, а ещё точнее журналист. Зачем же мне позориться перед профессионалом?
Петр взял Андрея под руку, — Дорогой друг, дилетанты — это наш воздух, которым мы дышим. Без них мы быстро тупеем… Запомни это. Мы умеем плавать, а вы умеете нырять.
Они подошли к дверям. Петр отчеканил:
— Волоков будет ждать твоего звонка. Не подведи…
Андрей не сдержался
— Петр, у тебя неугасимая потребность командовать людьми.
Петр ничего на это не ответил, будто и не слыхал этих слов.
Смешанное чувство обиды на Петра за его командования и щемящая жалость к любимому другу, которого подсидела судьба, сливались в эту минуту прощания — с дурным предчувствием, что все может плохо кончиться и тогда он, Андрей, останется совсем один. Вместе с тем, Андрей и возражал себе, что все обойдется, не из такой ещё беды выбирались. Два этих противоположных ощущения конца плохого и конца хорошего и мучили его.
— Ну, иди, иди. Чехлы не забудь снять. Няня жалуется — разворовали уже половину. — Петр улыбался. Но брови вздрагивали.
Монолог о друге
Петр, Петр… Ты помнишь нашу встречу — первую после долгой военной разлуки, столь долгой, что она вечности родня?.. Майским теплым днем, когда цвели вишни, я получил из Ясеневки письмо с твоим адресом и тут же поехал к тебе. В военной гимнастерке и серых гражданских брюках, ибо офицерские сапоги уже успел продать Косте-сапожнику и, стало быть, галифе носить не мог. Я ехал в Сокольники и где-то там должен был искать твою улицу и твой дом. Мне, однако, казалось, что еду я в детство, в мир, отнятый у нас временем, но не исчезнувший, ибо мы успели скопировать его в душе и памяти с такой скрупулезностью, что он, этот солнечный мир, вошел в нашу плоть и наши гены и, значит, переживет нас, став тоской и любовью нашего потомства. Интересно, передал ли ты своим детям любовь к детству? Будут ли они строить запруду на Серебрянке и корзинами ловить щук в вирах? Я уже знал, что ты Лауреат Сталинской премии. Но получил премию недавно, успел ли изменить свою жизнь.
