Золотой ретривер - [10]

Наконец они пересекли городскую черту. Уже виднелись многоэтажки самых разных типовых серий, стоявшие, как свечки на праздничном торте. Проехав около пятиста метров, колеса автомобиля направили транспортное средство во дворы, где столбами стояли подобия советских 121–60–25, но данные сооружения сильнее стремились вверх, отчего их этажность имела немного более высокий коэффициент.

— Может он опять укурился в усмерть? — вырвались звуки с гортани Марка, когда они припарковали машину и уже выходили с нее. — Он нам не поможет, а мы его лишь потревожим. Бессмысленно это. Говорю тебе — бессмысленно. Нужно искать нового «продавца».

— По–моему это уже является его постоянным состоянием. Образом жизни, если угодно. Но он нам до сих пор верен и может выполнять свои функции, как бы он не был пьян. А это главное. Наверное.

— Как считаешь. Тогда потопали.

Парочка зашла в подъезд, разукрашенный аккуратным, но бессмысленным граффити. В смысле, разумеется существуют «философско–повествовательные» граффити, например, творения Бэнкси, но данный подъезд — явно не тот случай. Самая сильная смысловая нагрузка, которую несут надписи, колонизировавшие стены, — признание в любви 16-тилетней девочке, ждущей ребенка от своего сверстника.

Ребята подошли к лифту. Понадеявшись в работоспособности лифта, Ян нажал на волшебную кнопку, которая не менее волшебным образом должна была пригнать лифт прямо к их ногам. Но тщетно.

— Ну нахер все это! — вскрикнул Ян эхом, разкатывавшемся волнами по этажам. — Теперь пока я дойду к нему на 15-ый этаж, то умру от бронхиальной астмы. Я хочу себе гроб с канадского клена, чтобы внутри играли симфонии Моцарта. И чтобы была прочая мура. — только хотел Марк ответить на услышаные слова, как Ян ответил так, как будто забыл сказать что–то невероятно важное. — Ах да! Устроишь стриптиз на моих похоронах?

— Не страдай паранойей. Твоему чахлому сердцу это будет лишь на пользу. — наконец воспользовавшись моментом сказал Марк и начал преодолевать первые ступеньки, подобно альпинисту, ступившему на подножие Эльбруса.

— Это у меня–то чахлое? А кто по утрам бегает «пятикилометровки»?

— Уж точно не ты.

— Ладно, я устал от этого разговора. Спорить у кого сильнее и лучше работает серце, не то же самое, что мерятся пенисами. Коротче, бессмысленно.

Когда Ян замолк, они уже преодолели четыре этажа. «Любитель травки» не пользовался телефоном, а потому нельзя заранее узнать где он находился. Но почти всегда он сидит дома в джинсах, крутит косяк и смотрит «Южный парк» на плазменной панели Viera. Не пользовался телефонам он не из–за паранойи (кусочек которой засел у него в груди в виде осколка), а из–за того, что жил девяностыми, и предел его мечтаний — золотая цепь и пейджер.

Через долгое время ребята поднялись на столь желанный 15-ый этаж. Неработающие лифты еще большее разочарование, нежели проиграши киевского футбольного клуба «Динамо». Но лифт, ко всему, еще и приносит боль, заседавшую в ногах, а неудачные игры «Динамо» — проблемы их же болельщиков, уповающих на чудо. Когда Марк потянулся к звонку, послышалось красивое пение лесных птиц. Навеяно ли это наркотическим опьянением? Или желание расты сблизится с природой?

Ноги парней устали, а легкие были так же слабы, как и спущенное колесо у автомобиля. Даже неизвестно, сможет ли кто–либо с них выдавить хоть слово. Дверь распахнулась, и пред нею встал смуглый человек в джинсах с голым торсом, шапкой, которая с помощью оттенков цветов, в которые была окрашена, притворялась радугой, а также короткими дредами, не успевшими отрасти после стрижки, случившейся несколько месяцев назад, в свою очередь прятавшимися под символом гомосексуальности. Я хочу видеть причины того, почему лесбиянки ненавидят члены.

— Хай, чуваки! Как оно!? Принесли мне товар? — начал говорить глухим голосом, как будто сквозь вату, не останавливаясь и без припинаний их знакомый. Человек, впервые услышавший его, мог бы подумать, что у европейских растаманов есть свой акцент, а мало того — целый язык, таким он был непривычным для простого слушателя.

— Привет, Руф! Твоя интуиция с каждым днем все мощнее. Ты ее чем–то кормишь? — цинично спросил Марк.

— Эй, смешная шутка, пареньки. Ты сам знаешь, что мне помогает быть в тонусе. То, что мой отец привез с родины. Кусочек патриотизма.

— Твой отец местный, а не с Ямайки. Или я ошибаюсь?

— Боб Марли — вот мой отец.

— Ай, ладно. Мы приехали не для того, чтобы с тобой общатся. Вот, — говорил Марк, доставая телефон с кармана. — продашь какому–нибудь хипстеру. И еще… — на сей раз указывал на сумку, державшуюся в руке Яна.

— Санта привез тебе подарки. — едва ли не напевая, выговаривал Ян, расстегивая змейку и засовывая руки в сумку, как лопату в землю. — Тоже знаешь, что с этим делать.

Раста осмотрел ноутбук и телефон. Его лицо с длинным носом, пораженное то ли солнцем, то ли солярием, выражало удовлетворение.

— Сколько хотите за все?

— Долларов эдак 1400.

— Нет. Вы перегибаете палку дружбы и мира между нами. Они новыми столько стоят вместе.

— Ты чего?

— Серьезно. Я не пытаюсь вас обманывать, хотя бы потому, что не тем людям это говорю.