Золотой поезд - [37]

Самара волновалась с каждым днем все больше и больше. Ребров давно уже понял, что происходит негласная эвакуация города. Там, за Сызранью и Ставрополем, что-то неладное случилось с учредиловскими войсками. Трудно было судить по газетам Комуча о положении на фронте. Но однажды Ребров наткнулся на сообщение, которое не оставляло сомнений в успехах красных. «Волжское Слово» писало:

…За крупную сумму вывезенных ценностей с Урала большевики пригласили в состав Красной Армии виднейших германских генералов, чем и объясняется возросшее за последние дни упорство красноармейских частей, укрепившихся к западу от Волги. На нашем участке вместе с немецкими полководцами руководит операциями красных царский генерал Запрягаев, прославившийся бесчеловечностью и зверствами еще в мировую войну. Командование войск Комуча приняло меры к ликвидации укрепившегося неприятеля.

— Этот царский генерал нас с тобой познакомил, — засмеялся Ребров, протягивая газету Шатровой.

С некоторых пор появился на Волге и стал на якорь около Самары гигантский пароход «Граф Александр Васильевич Суворов». На нем, как было известно всем, помещался главный штаб комучевского командования. В городе поняли, что фронтовая линия находится уже не так далеко от Самары.

Как-то во время прогулки Ребров и Валя натолкнулись на неожиданную процессию. Одна из улиц была закрыта для движения пешеходов. Двойная цепь пехоты и кавалерии протянулась на всем расстоянии от Волги до вокзала. На грузовиках, наполненных мешками, сидели, тесно прижавшись друг к другу, солдаты с винтовками. Несколько бронированных автомобилей с пулеметами открывали и закрывали процессию.

— Золото везут, золото, — шептал кто-то в толпе зевак.

— У большевиков в Казани отняли, — добавлял другой.

— Комиссар-то, что был к золоту приставлен, говорят, в окно выскочил, тем и спасся.

Ребров внимательно вглядывался в процессию. Она ему напоминала другую, которую недавно возглавлял он.

— Ребров, тут и твое, наверно, попало? — сказала шепотом Валя.

— Не знаю. Мы хорошо спрятали, — ответил Ребров. — Вот если его достали и отправили в Казань…

Дождавшись конца процессии, они пошли домой.

— Золото увозят в Сибирь, значит, эсеры не надеются на свои силы.

— Ты думаешь, что учредилка кончается?

— Да. Они доживают последние дни.

На другой день Реброва разбудил Мекеша в неурочное время.

— Почему не работаешь? — спросил спросонок Ребров.

— Пойдем на улицу, Василий Михайлович, дела есть важные, — ответил тот.

Ребров на скорую руку оделся и через пять минут полупустынными еще улицами шагал рядом с Мекешей по направлению к городу. Там около первого забора Мекеша остановился и ткнул пальцем в одну из бесчисленных афиш, только что наклеенных разносчиком.

— Читай, Василий Михайлович.

Ребров посмотрел на забор. Белая афиша вопила о тревожных событиях:

ГРАЖДАНЕ И БРАТЬЯ,

настал грозный час: враг у ворот.

Бесчисленные орды китайцев, латышей и венгров, под предводительством лучших тевтонских полководцев и озверелых большевистских комиссаров, надвигаются на демократическое Поволжье.

Пала Казань. Пал Симбирск. Враг стучит в ворота Сызрани и угрожает Самаре — последнему оплоту демократической России.

Но в наших сердцах не должно быть места унынью и печали.

Русский народ уже пробуждается от большевистского угара, и в тылу Красной Армии пылают зарева восстаний, наша победа близка, несмотря на тяжелые испытания, посланные нам судьбой.

Верные сыновья России, приказываю вам всем без различия возраста, рода занятий и состояния здоровья явиться в двухдневный срок на приемочные мобилизационные пункты для зачисления в резервные ополчения обороны г. Самары. Верю, что не найдется ни одного человека среди жителей Самары, который бы в эту тяжелую минуту для родины пренебрег ее интересами.

Главнокомандующий Волжским фронтом

Лебедев.

Прочитав адреса приемочных, пунктов в конце воззвания, Ребров перевел глаза на соседнюю афишу. Там кратко и, без лишних слов сообщалось:

Объявляю осадное положение. Под страхом смертной казни ни один мужчина не имеет нрава отбывать из города без разрешения штаба войск Комуча.

Свободное время для движения по городу разрешается от восьми утра до шести вечера.

Замеченные в нарушении приказа штаба войск будут расстреливаться на месте.

Генерал Галкин

— Ну, что скажешь, Василий Михайлович? — прервал чтение приказов Мекеша. — Никак нам идти на призывные пункты надо, а ты у меня не прописан. Как бы мне не попало за это дело?

— Не бойся. Я сегодня от тебя съезжаю.

— И я бы рад сам от себя съехать, да как? — ответил Мекеша.

— Не шутишь?

— Какие там шутки, Василий Михайлович. Надя едва ходит, не сегодня-завтра ей рожать, а я — в ополчение. Знаем мы, кто в ополчение-то попадет. Наш брат! А те, что побогаче, давно в Сибирь подались, пятки салом смазали. От кого мне Самару защищать — от своих, что ли, Василий Михайлович?

— Смотри, Мекеша, не прогадай. Я съезжать от тебя хочу не потому, что красные для меня милы, а воевать надоело, пять лет воевал, — ответил Ребров.

— А кому она не надоела, война эта? — согласился Мекеша.

Ребров молча шел несколько минут, раздумывая, стоит ли покидать город вместе с Мекешей. Все попытки узнать Мекешу поближе кончались неудачей: он соглашался со всем, что бы ни говорил его собеседник.