Золотой Плес - [12]

Мужики по крови, по воспитанию, дети нищей и скудной земли, братья были немногословны, необщительны, замкнуты, во многом не походили друг на друга.

Старший, Александр Николаевич, плотный и краснолицый, - «можжевеловый корень» называли его в семье - был крут, скуп, расчетлив.

- Совсем отбиваешься ты от бога, - часто говорила ему мать, - по двунадесятым праздникам и то просиживаешь дома обедню.

- В церковь-то идти - надо полтинник, - отвечал он, хитро блестя глазами.

Добротой, мягкой приветливостью отличался Павел Николаевич, постоянно задумчивый и застенчивый, впечатлительный, с чуть вьющимися, зачесанными назад волосами, с умными глазами, с небольшой рыжей бородкой.

Григорий и Иван Николаевичи, оба болезненные и крайне нервные, любили уединенные прогулки, с детства пристрастились к чтению. Они выписывали газеты и журналы, с нетерпением ждали по утрам шутника почтальона, который с таким щегольством бросал на прилавок из огромной кожаной сумы тяжелые, остро пахучие, приятно волнующие бумажные связки, с такой праздничной приветливостью приговаривал: «Свеженькие, господа купцы!»

Григорий Николаевич любил, кроме того, - один из всех братьев - церковь, службы зимним рассветом или весной, на вечерней заре, читал, наряду с Толстым, Тургеневым и Достоевским, тяжелые книги в литых переплетах, с медными застежками. Он вел дневник - простые и бесхитростные ежедневные записи погоды, домашних и общественных событий.

Младшие братья, Виктор и Гавриил Николаевичи, славились как неуемные охотники. В комнате, где они жили, висели ружья, патронташи, сумки и медный рог, так хорошо, с разливно-протяжной певучестью, звучавший по окрестным лесам в дни веселой осенней охоты. Они держали превосходных гончих, к ним часто заходили деревенские егеря - хитрые и бойкие бородачи, часто приходил живший по соседству спутник по охоте - учитель городского училища Петр Иванович Альбицкий, молодой приветливый человек с округлым семинарским говорком. Е С какой страстностью беседовали они, сидя в вечереющем летнем саду, о своих прошлых и будущих охотах и как весело бесновалась около них горячая Дианка!

Охотился изредка, из любви к природе, и Иван Николаевич.

Пять братьев вели торговлю, один - Виктор Николаевич, смуглый и черноглазый, похожий на цыгана, был кузнецом, стоял, как когда-то покойный отец, у кипящего горна, мерно взмахивая молотом.

В то время как многие городские купцы из молодых тянулись к рюмочке, любили поездки в Кострому, баловали себя шляпами из Москвы, затейными часовыми брелоками, стерляжьей ухой и апельсиновым желе, Вьюгины жили холостяками, по-крестьянски были просты в обиходе и пище, не держали ни прислуги, ни работника. Жили патриархально, скупо, скудно.

Художник, с любопытством и интересом приглядывавшийся к городскому быту, стал встречаться по вечерам с Иваном Николаевичем.

Они сидели где-нибудь над Волгой, беседовали.

Иван Николаевич, одетый в серый скромный костюм, с витой тростью в руках, часто жаловался на жизнь.

- Жизнь у нас у всех, - отрывисто и глуховато говорил он, - скучная, жесткая. Все мы - я имею в виду людей торгового круга - живем нелюдимами, в постоянной вражде и зависти. Ведь базарные соседи - это прежде всего враги, конкуренты, у каждого только в мыслях, как бы половчее обмануть друг друга, переманить лишнего покупателя. Посмотрели бы вы, с каким мастерством, то лестью, то прибаутками, то обещаемой скидкой, заманиваем мы этих самых покупателей, с какой ненавистью смотрим по вечерам на того, кто опередил других дневной выручкой! Да и что делать: городок маленький, торговлю не развернешь, поневоле дорожишь каждой копейкой, поневоле пронизываешь свою жизнь мелочной и часто обидной бережливостью. Иван Николаевич хитро улыбался.

- А эти постоянные свары и сплетни, - ведь что ни скажи, что ни сделай, все завтра станет известно на базаре! А это ни с чем не сравнимое однообразие нашего бытия!..

- А вам не приходилось, - спрашивал Исаак Ильич, - читать молодого талантливого писателя Чехова? Он очень хорошо изображает нашу русскую провинцию, очень топко рисует человека и действительность.

- Читал Антона Павловича Чехова, - отвечает купец, - читал и удивлялся: прямо в корень смотрит! - читал и наших земляков-волжан - Островского, Мельникова-Печерского, Зарубина, Потехина. Как же замечательно знают все они наш быт, как верно показывают и его живописность, и его тьму, и ту человеческую сумятицу, которая бросает одних в разгул, других - в молитву, третьих - в невиданную скаредность.

Чтобы не ходить далеко за примерами, возьму себя, - оживлялся Иван Николаевич. - Я - торговец, я в своем деле ни в чем не отстаю - и не отстану - от других, я тоже понимаю, как копеечка оборачивается рублем, но я часто не знаю, что делать с собой. О чем только не передумаешь тогда, чем только не растравляешь и не успокаиваешь себя... В молодости страшно хотелось - да и теперь еще хочется - учиться...

- Простите, - мягко перебивал художник, - но, слушая вас, никто не поверит, что вы окончили какое-то церковноприходское училище.

- Благодарствую, как говорят у нас, на добром слове, - с бесстрастной учтивостью отзывался купец и тихо продолжал: - Хотелось бы еще по-человечески пожить - в чистых комнатах с книжными шкафами, с цветами на столе, поглядеть на белый свет, расстаться бы, пожалуй, с нашим городком.