— Не так быстро, мистер Холмс! Есть…
— Есть слабая, очень слабая возможность, что запах хлороформа может быть обнаружен либо в комнате покойного, либо во время вскрытия. В данном случае он был приглушен запахом лекарств и мазей. А на вскрытии он не мог быть обнаружен потому, что у сэра Леопольда Харпера был насморк.
Доктор Гриффин побледнел.
Холмс положил баночку с вазелином и взял золотые часы сквайра, которые, казалось, еще усилили свое тиканье.
— Мне бы хотелось предложить вашему вниманию эти часы — они принадлежат к так называемому типу золотого охотника[2]. Вчера вечером я завел их до предела в десять часов. Сейчас пять часов двадцать минут.
— И что вы из этого заключаете? — спросила мисс Дэйл.
— Если вы помните, это именно тот час, когда пастор завел эти часы в то утро, когда он обнаружил вашего дядюшку мертвым. Хотя мои действия могут вызвать у вас тяжелые воспоминания, я попрошу вас прислушаться.
— Кр-р-рак, — в полной тишине раздался скрипучий звук заводного механизма.
— Постойте! — вмешался доктор Гриффин, — что-то тут неладно!
— Еще раз браво! Что же здесь неладно?
— Послушайте, пастор завел часы только на два оборота — и пружину заело. А вы повернули семь или восемь раз, и пружина еще не заведена полностью.
— Совершенно верно! — ответил Холмс. — Я имею в виду именно эти часы. Впрочем, любые часы, будучи заведенными в десять часов вечера, не могут быть заведены на следующее утро всего двумя оборотами.
— Боже мой!.. — воскликнул доктор, не сводивший глаз с Холмса.
— Отсюда я заключаю, что покойный мистер Трелони не лег в постель в десять часов. Конечно же, с его взвинченными нервами и продолжавшейся грозой, он непременно должен был засидеться и читать Библию допоздна, что, похоже, с ним иногда бывало. Свои часы он завел, как обычно, но не ранее трех часов утра. Преступник застал его в первый сон, самый крепкий.
— И тогда?..
Это Долорес почти выкрикнула свой вопрос.
— И тогда становится очевидно, что единственный человек, который сказал нам, будто видел Трелони спящим в половине одиннадцатого, — солгал, что настолько же достойно осуждения, насколько и доказано.
— Холмс! — воскликнул я. — Наконец-то я вижу, к чему вы ведете! Виновный — это…
Джеффри Эйнсуорт бросился к дверям.
— Я попрошу! — закричал Лестрейд.
Он стремительно прыгнул на молодого человека, и мы услышали звук защелкнувшихся наручников.
