— Бери! — еще решительней повторил Еремей, и лицо его стало жестким. — Когда голод, Нум Торым помогать должен. И дети его помогать должны. У Ас-ики от груди золото понемножку ломаем, когда голод. Ничего, не сердится рыбий старик. Им Вал Эви тоже не рассердится.
— Спасибо, Еремей, спасибо, — Фролов стиснул в ладонях его пальцы, сжавшие статуэтку, — но пусть все же Им Вал Эви пока живет с тобой… Хлеб для голодающих мы купим на те драгоценности, которые отобрали у бандитов. Спасибо тебе и за них. У Тиунова оказалось столько золота, сколько не снилось, пожалуй, и Сории Най!
— Сорни Най?.. Вот Сорни Най, — Еремей хитренько улыбнулся, показал глазами на лучезарный шар под потолком. — Золотой свет!
Фролов проследил за его взглядом.
— С политграмотностью, вижу, у тебя все в порядке, — и удовлетворенно крякнул. — Действительно, свет этот для нас, можно считать, золотой: новой жизни свет.
— Коммунизм есть Советская власть плюс электрификация всей страны, — бойко и гордо выпалил Пашка, тоже задрав голову к потолку.
— Верно, — одобрительно хмыкнул Фролов. — Вот я и говорю, что Еремей — политически зрелый, если назвал золотым светом скромную лампочку Ильича.
— Кто такой Ильича? — Еремей, поглаживая Им Вал Эви, вопросительно посмотрел на Люсю.
— Так в народе зовут Ленина, — быстро шепнула она.
Еремей понимающе поджал губы и снова, на этот раз серьезно, уважительно поглядел на сияющий шар под потолком.
— Новый Сорни Най… — протянул задумчиво.
— Пусть будет так, если хочешь. Тебе видней, — Фролов повернулся к нему. — Нам трудно сравнивать: мы ведь не видели Сорни Най.
Еремей опустил глаза на Им Вал Эви, опять провел ласково пальцем по ее красивому, суровому и властному лицу. Нахмурился, сдвинул брови.
— Покажу, — буркнул еле слышно. — Тебе покажу, Люсе покажу. Больше никому не покажу.
Фролов и Люся замерли, переглянулись неверяще-радостно.
— Золотой огонь Назым-ях покажешь? — осторожно спросила Люся и опять быстро взглянула на Фролова.
— И золотой огонь покажу, если хочешь, и Сорни Най Ангкхи, — твердо сказал Еремей, сосредоточенно вглядываясь в серебряное лицо дочери Нум Торыма. — Чего хочешь, то и покажу… — И вздохнул: глубоко, сокрушенно, виновато. — Только пойдем, когда совсем здоровый стану. Шибко далеко к Сорни Най Ангкхи идти, шибко долго. И дорога шибко тяжелая — болотами, урманами…
