Золотой Лис - [11]

К этому времени Кастро уже полностью осознал, какую ценность представляет собой его молодой родственник и протеже, и, придя к власти, отправил его в Америку продолжить образование. Изучая политическую историю и социальную антропологию во Флоридском университете, Рамон одновременно вовсю использовал свое любовное искусство для проникновения в кубинскую эмигрантскую организацию, которая, при содействии американского ЦРУ, готовила вторжение на остров для свержения революционного правительства.

Сведения, добытые Рамоном, во многом помогли заранее определить место и время высадки контрреволюционеров в бухте Кочинос, в результате чего предатели были полностью разгромлены. К этому времени, однако, его исключительные способности привлекли внимание не только соотечественников, но и их союзников.

После окончания с отличием Флоридского университета и возвращения в Гавану глава местного отдела КГБ на Кубе убедил Кастро и шефа ДГА послать Рамона в Москву для дальнейшей подготовки. За время своего пребывания в Советском Союзе Мачадо с лихвой оправдал те предварительные оценки его способностей и потенциальной ценности, что были сделаны КГБ до приезда. Он принадлежал к числу тех крайне редких субъектов, которые чувствуют себя как дома в любой обстановке, от партизанских лагерей в джунглях до фешенебельных гостиных и частных клубов самых престижных столиц мира.

С ведома и благословения Фиделя Кастро Рамон стал работать на КГБ. Принимая во внимание его связи, не приходится удивляться, что он был назначен главой совместного комитета, координирующего советские и кубинские интересы в Африке.

В обязанности Рамона входило тщательное изучение африканских коммунистических и национально-освободительных движений и отбор тех из них, которым следовало оказать поддержку со стороны Советского Союза и Кубы. Он стал инициатором той политики, что, по сути, превратила Кубу в главное орудие защиты интересов СССР на юге Африки; вскоре ему было поручено организовать доставку оружия в этот регион и обучение бойцов южноафриканского сопротивления. Таким образом, он стал членом АНК.

За очень короткий промежуток времени он посетил все африканские государства, входящие в сферу его деятельности. Используя свой испанский паспорт, ну и, конечно, титул, он изображал из себя крупного предпринимателя или банкира; необходимые документы оформлялись четвертым управлением КГБ. Его охотно принимали колониальные чиновники; сердечно принимали и обхаживали первые лица местных администраций, от португальских губернаторов Анголы и Мозамбика до британского генерал-губернатора Родезии. Ему даже доводилось обедать с печально знаменитым творцом апартеида, главой Южно-Африканской Республики Хендриком Фервурдом.

И когда возникла необходимость назначить нового главу африканского отдела вместо состарившегося генерала Сисеро, квалификация и опыт Рамона сделали его естественным кандидатом на этот пост.

Так что теперь, когда он сидел в одной из неприметных комнат советского консульства на Бейсуотер роуд рядом с человеком, чьим преемником должен стать, и этим чернокожим африканским предводителем, его верность долгу была столь же непоколебима, как и у его начальника.

Когда Рейли Табака сказал: «Вы будете держать меня в курсе дел» — это, разумеется, выглядело очень наивно с его стороны. Ему сообщат только то, что следует знать. С точки зрения Рамона и его руководства, приход к власти в Южной Африке этого человека и организации, которую он представляет, должен стать всего-навсего одним из многих шагов на пути к конечной цели: торжеству социализма на всем Африканском континенте.

— Разумеется, вас будут подробно информировать обо всем, что может заинтересовать вас, — конфиденциально сообщил Рамон с самой чарующей из своих улыбок. Его чернокожий собеседник явно расслабился, уселся поудобнее и улыбнулся в ответ. Редко кому, независимо от пола, удавалось устоять перед таким обаянием. Рамон ощутил глубокое удовлетворение при виде воздействия, которое его чары оказывают даже на столь жесткого и бескомпромиссного человека, как этот.

Самодовольство белого человека не укрылось от взгляда Рейли Табаки, но лицо его осталось совершенно непроницаемым. Он заметил это мгновенное помутнение в чистых зеленых глазах кубинца. Оно было столь мимолетным, что только такой сверхнаблюдательный человек, как Рейли, мог заметить это. Он работал с этими белыми из России и с Кубы, и он давно понял, что в отношении их следует придерживаться только одного неукоснительного правила: им нельзя доверять — никогда, ни в чем и ни при каких обстоятельствах.

Он в совершенстве овладел искусством притворства; научился изображать мнимое согласие, подавать соответствующие знаки, вроде расслабления и доверчивой бесхитростной улыбки. На самом же деле ни на секунду не забывал, что перед ним белые. Как и большинство коренных африканцев, Рейли был прирожденным расистом и трайболистом[2]. И он ненавидел этих белых, которые снисходительно оказывали ему покровительство, столь же страстно, как и белых полицейских, выпустивших те роковые пули в Шарпевилле.