Золотой Крюк - [22]

— За такие деньги работаешь, а по мелочам тыришь, — упрекнул он Шора.

— Так ведь красивый же! — обиделся тот, дивясь непонятливости товарища.

— В квартире шаром покати, чисто концлагерь для мышей, — сказал Булыжник. — Ну, попадется мне этот сантехник — я ему кран отвинчу.… Сваливать надо быстрей, пока соседи в ментовку не позвонили. А то сейчас нервные такие все! Пошли, пошли…

И они вприпрыжку понеслись по лестничным проемам, забыв про лифт.

Вторым пунктом в маршруте розыска значилась газета. У входа в редакцию странную на вид троицу пытался остановить охранник. Поэтому Булыжник зашел в редакцию первым. Шора прискакал почти сразу — за Булыжником даже дверь закрыться как следует не успела. Филиппа пока не было. В холле сидела девушка, выполняющая функции коммутатора и автоответчика одновременно. Она отвечала на телефонные вопросы, встречала посетителей и отправляла их в нужные двери по двум ведущим из холла коридорам с точностью опытного кегельбаниста. Стены помещения еще хранили на себе слабую память о краске, потолок шелушился известковой перхотью, а стол у девушки давно просил, чтобы его использовали по прямому назначению — сожгли в печке-буржуйке, гудевшей здесь же, в углу.

— Бохато!.. — восхищенно просипел Шора за спиной Булыжника, вертя головой во все стороны. Булыжник дернул головой, и треск позвоночных хрящей на миг перекрыл голос секретарши, говорившей с кем-то по телефону.

— Где объявления принимают? — поинтересовался Булыжник. Живой автоответчик еще что-то сказал в трубку, положил ее на рычаг и обратил нежный взор на пришельцев.

— Что, простите?

Ответить Булыжник не успел, будучи отвлечен какой-то юркой старушкой, метнувшейся к нему почти под ноги. Звали старушку Роза Парамоновна, в честь знаменитой немецкой революционерки Розы Люксембург, и она еще вполне могла бы обставить немку по части решительности характера.

— Да вы это что же, без очереди? — возмущенно поинтересовалась дама. — За мной будете!

Булыжник вздохнул, поднял бабулю за плечи и погрузил на Шору. Когда он разжал руки, Шора ноши, естественно, не удержал, и двухголовая конструкция с охами и причитаниями рухнула на пол.

— Унеси ее, короче, — буркнул Булыжник, в душе кляня задохлика, а потом повторил свой вопрос к секретарше:

— Объявления принимают где?

— Прямо здесь. Диктуйте, я запишу…

— Контора пишет, — буркнул Булыжник. — Раз ты принимаешь, значит, ты, смоква, мне и нужна будешь. Ты у воров объявления берешь, значит?

— Я не смоква, я Катя, — нахмурилась девушка, — а ты козел и хам. У воров я объявлений не беру. Но для тебя могу сделать исключение.

Булыжник догадался, что девица попалась не из пугливых. Одного лишь его грозного внешнего вида для нее было недостаточно, требовалось физическое воздействие. Булыжник уперся кулаком в телефонный аппарат, и пластмассовая трубка тихонько затрещала, чувствуя приближение конца.

— О чем объявление писать будем? Утрата шеи? Покупка мозгов? — рассвирепела еще больше девушка. — Старайся покороче, чтобы дешевле вышло. Слов десять, например. Знаешь столько?

— Я, дура, тебя прямо щас убью… — пообещал Булыжник, не очень веря собственным словам. Вот мужика заломать — это запросто, а тут фифа накрашенная глаза ему делает. Не бить же ее, в самом деле! Такой по носу щелкнешь — в лучшем случае в клинику отвезут на пластическую операцию, в худшем — в морг. Мокруху на себя нашивать, едва успев ступить на московскую землю, Булыжник не хотел. Но отступать и показывать слабость — тем более.

— У тебя тут в газете объявление напечатано было, его вор давал, дошло? Он моего дружбана очистил, и теперь по нему могила стынет. Это, короче, наши заморочки, а твое дело — объявления, так давай говори, у кого брала.

— У кого брала, а кому и откусила, — девица все еще сердилась, но уже не так явно. — Ты хоть объявление покажи! Здесь за день, знаешь, сколько таких ходит?

— Шора, газету давай! — рявкнул Булыжник. Шора оторвался от печки-буржуйки, на которой он, сидя рядом на корточках, силился распознать старинную надпись, и кинулся к столу, на ходу выдергивая из кармана брюк смятый лист. Булыжник разгладил складки, расстелил лист на столе, ткнул пальцем в нужное место.

— Это три недели назад было… — сообщила девица, кинув взгляд на дату. — У нас срок подачи объявлений — около недели, если не срочное. А это не только не срочное, оно еще и бесплатное. Откуда мне знать, кто его давал?

— А ты постарайся. Я тебе и описать могу. Худой такой, плохо бритый, с клетчатой сумкой — он в ней инструменты носил.

— Такие каждый день заходят. Работяги. Всех запоминала бы — спилась бы сама давно…

— Ты мне голову не морочь, — начал звереть Булыжник, — я сейчас этими вот руками сам из тебя твою память вытащу. Вспоминай давай, пока есть чем!

— Да я… — залепетала девушка, — сейчас охрану вызову! Вы… вы… что себе позволяете.

— Да он вообще — невоспитанный хам, — прозвучало от дверей. Булыжник повернулся, обрадовавшись перспективе хоть кому-нибудь сломать здесь шею. Но у дверей стоял, лучезарно улыбаясь, Филипп. Потом он, качаясь, будто на ветру, прошел к столу и элегантно (ему так казалось) примостился на угол стола.