Золотой крест - [44]

— Что же это получается? Да это же стопроцентный Иван Петрович Кузьмин!

— Правильно, — согласилась Марина. — Род Кузьминых продолжается...

Хозяин и хозяйка засуетились, собирая на стол кушанья. А Марина, теперь уже солидная женщина, рассказывала:

— Была я в Москве на выставке. Свозила и сына. А взяла его потому, что решила побывать у вас. Пусть, мол, Александр Васильевич расскажет моему Ивану Ивановичу, как воевал его отец.

Хозяева и гости сели за стол, накрытый розовой накрахмаленной скатертью. В знак неожиданной, но приятной встречи выпили по стопке мадеры. Разговор оживился.

Марина Кузьмина во всех подробностях поведала Кузнецову, как сложилась ее судьба после гибели мужа на польской земле.

Рана ее оказалась очень серьезной. Она долго лежала в Смоленском госпитале. Потом уволилась в запас, приехала в Челябинск к свекрови. В канун окончания Великой Отечественной войны родила сына и в память о погибшем отце назвала его Иваном. Три года прожила вдовой. А на четвертый вышла замуж за брата Ивана — Василия Кузьмина, овдовевшего после войны. Василий Кузьмин усыновил маленького Ивана Кузьмина.

— Получилось так, что моему парню и фамилию менять не надо было. — рассказывала Марина.

В дни, когда началось освоение целины, Василий и Марина Кузьмины переехали в Казахстан и с тех пор живут там. Муж руководит тракторной бригадой, а жена стала комбайнером.

— Есть у нас и второй сын, семи лет. Его назвали Василием, — продолжала Марина. — Так и растим с мужем Ивана Ивановича и Василия Васильевича.

— Теперь бы еще Аркадия Ворожцова отыскать, — с грустью заметил Кузнецов. — Ведь с ним мы прошли огонь и воду.

— Если он остался живым — найдете, — утверждала Марина. — Обязательно найдете.

Первого мая 1959 года в Свердловском аэропорту приземлился очередной пассажирский самолет, прибывший из Ижевска. По трапу сошел рослый, ладно сложенный пассажир в новом сером габардиновом реглане, в фетровой шляпе и бросился в крепкие объятия коренастого, широкоплечего мужчины в темно-синем костюме и, фуражке гражданского летчика. Это встретились Александр Васильевич Кузнецов и Аркадий Николаевич Ворожцов.

— Хорошо, что ты прилетел. Отгуляем двойной праздник, — начал Кузнецов, шагая с гостем по асфальтированной дороге, ведущей с аэродрома к его квартире. — А я почему-то сомневался, что ты выполнишь обещание.

— Сказано — сделано, — ответил Ворожцов. — Ты ведь так меня учил в Лодзи.

— Молодчина! Ведь сущий ад прошли, и выжили, и встретились, чертушка. Тебя, должно быть, кто-то на роду заговорил, — радовался Александр и среди дороги цепко схватил гостя за плечи, пытаясь согнуть его и заглядывая в моложавое лицо. А Аркадий, возбужденный, громко смеющийся, сильный, стоял, точно вросший в землю.

— По-моему, нас обоих заговорили от всяких смертей.

— Ну, и как нашел меня? Я ведь из телеграммы ничего не понял, — заинтересовался Кузнецов.

— Человек в наше время не потеряется, — отвечал гость. — А особенно тот, кого знают не только в нашей стране, но и подальше.

— Нет, на самом деле?

— На самом деле так. Я послал письмо польским друзьям, и мне сообщили, что ты жив, здоров и работаешь в Свердловском аэропорту. Оттуда же я узнал и о смерти Константина Емельяновича.

Сидя за праздничным столом в кругу семейства Кузнецовых, Ворожцов рассказывал:

— По лагеря я скитался до тех пор, пока к Линцу не подошли наши войска. Мы разоружили конвоиров (а их было до двухсот человек). Главарей, которые зверствовали на каждом шагу, тут же прикончили. Два дня охраняли лагерь своими силами. О нашей судьбе узнали в одной дивизии. В лагерь приехал полковник. Нас посадили в машины и определили в госпитали. Так и закончилась лагерная жизнь. Вот мой паспорт за те годы.

Ворожцов достал из блокнота справку, отпечатанную на русском языке и подписанную Игнацы Лога-Совиньским, показал ее Кузнецову. Тот прочитал:

«Настоящим сообщаю, что Ворожцов Аркадий Николаевич в 1942 году находился в немецком лагере военнопленных, откуда бежал с помощью рабочих и подпольной организации Польской рабочей партии города Лодзи.

После побега он скрывался в нашем городе у партийных товарищей. В апреле 1943 года был арестован немцами и посажен в тюрьму и лагери, где пробыл до освобождения. Мнение об А. Н. Ворожцове у нас создалось очень положительное, как о хорошем товарище, заслуживающем полного доверия. Первый секретарь Лодзинского горкома ППР И. Лога-Совиньский. 11 февраля 1947 года».

Послевоенная жизнь Аркадия Ворожцова сложилась так.

Поправив здоровье, он приехал в Ижевск к матери. Здесь пригодилась прежняя специальность, полученная еще до войны в Сердобском зоотехническом техникуме. Вначале работал в Министерстве сельского хозяйства Удмуртии, а с 1956 года — главным зоотехником Ижевской племенной животноводческой станции. В дни празднования четырехсотлетия присоединения Удмуртии к России ему присвоено звание заслуженного зоотехника республики.

— А Бурда дождался свободы? — интересовался Кузнецов.

— Дождался. Он живет на родине — в Баксанском районе Кабардино-Балкарской республики. Работает в райпотребсоюзе.

Праздничные дни Александр Кузнецов и Аркадий Ворожцов пробыли вместе. Они не раз вспоминали свои беды и невзгоды, свои боевые дела, не раз отзывались добрым словом о польских коммунистах-подпольщиках, которые в трудные дни подали им руку братской помощи.