Золотой ключик для Насти - [27]

Чёрт, что же я натворила? Почему не вернула связку сразу? Ведь и ёжику, с его единственной извилиной ясно – добром подобные истории не заканчиваются.

Зажмурившись, саданула молотком. Потом ещё раз, и ещё. Второй гвоздь забила с остервенением садиста, окончательно разворотив замок. Всё, теперь я в безопасности. Осталось только сообщить местным, что колдовство кончилось, и жить им придётся по – старому.

Внеплановое собрание деревни сразу вызвало настороженность, а после моего рассказа народ откровенно приуныл.

Конечно, рассказывать вешенцам все подробности этого приключения не стала, постаралась изложить ситуацию просто и доходчиво. Это не спасло от вороха вопросов, в конце концов, пришлось признаться, что меня пытались убить, и что домик колдуньи навсегда утратил волшебство, превратился в обычную лачугу.

– Как же так? – пробормотал староста. Его поддержал нестройный гул голосов. Местные жители бросали на меня хмурые, недоумённые взгляды, мялись.

– Я сделала всё, что могла.

– Верю, – отозвался староста, деловито почесал затылок. Разочарования он не скрывал. – И куда же ты теперь?

Вопрос оказался неожиданным. Я залилась краской, потупилась.

– Как это? – пробасил Косарь. – С нами останется!

Староста поспешно кивнул, остальные последовали примеру вожака. По толпе пробежался шепоток: неужто выгоним колдунью? Да ни в коем разе! Сколько добра сделала. Пусть остаётся.

А Косарь продолжал:

– У нас же теперь запасов – выше крыши. Можно вообще не работать. А чё? Сад вот – вот вырастет, мяса навалом, соли – хоть одним место ешь. Да ну и бог с ним, с домиком. Так даже лучше будет!

Последний вывод Косаря поддержки не нашел, но зато в остальном народ был полностью солидарен.

– Решено! – заключил староста. – Дом мы тебе достроим, хлебом – солью поделимся. А там, глядишь, приживёшься. Может и замуж кто возьмёт! – хитрый взгляд деревенского главы скользнул по массивной фигуре Косаря. Щёки парня вспыхнули алым, он отвёл глаза и отступил на шаг.

– Вот и славненько! – поддержала старостиха. Женщина подошла ко мне, ласково обняла за плечи. От неё пахло хлебом и молоком.

Толпа благодушно загудела, послышались смешки. Недавнее напряжение развеялось, будто и не было.

– А если архиепископ узнает? – пискнул кто‑то.

Старостиха отстранилась, впилась в толпу хмурым взглядом. Деревенский голова тоже насторожился, прищурился. Под молчаливое удивление местных, из толпы выдвинулась Любка. Это её писклявый голосок нарушил идиллию.

– Не узнает, – бухнул Косарь, зло косясь на сестру.

Но Любка была настроена решительно:

– Он наверняка узнает, если колдунья с нами останется. Пришлёт ищеек и всех нас того, этого. А ежели её не станет, так и нам ничего не сделают. Да и зачем она нужна, раз колдовство ейное исчезло? Чёй‑то мы кормить её будем? Из благодарности? Так она же сама на нас, на нашей рыбе, наживалась. Или вы думаете, просто так, из доброты душевной всё делала?

– Любка! – хмуро прорычал Косарь.

– Что? Разве я вру? Ты ж сам в её доме был, поди лучше меня знаешь как она жила. Вот и скажи нам, бедствовала или как.

Смешно. Даже слишком. Двести тысяч плюс ещё чуть – чуть – всё, что взяла себе. По сравнению с тем, сколько отдала Вешенке – копейки. Да и взяла‑то их потому, что Косарь настоял.

– Любка! – шикнул на девицу староста.

– Погубит она нас, – убеждённо ответила та. – Точно погубит. И пользы от неё больше нет. Значит, гнать надо, в три шеи. Пока сами по шее не получили.

От затрещины Косаря Любка увернулась чудом. А я смотрела на хорошенькую девушку с рыжими волосами и глазам не верила.

– Окажись на её месте прежняя колдунья, так сама бы ушла, – заключила Любка. – Потому как совестливая была! А эта бесстыжая.

– А ну цыц! – взревел Косарь, медленно наступая на сестру. – Что ты понимаешь, дура? Или память у тебя короткая, а?

– Память моя подлинней твоей будет!

– Любка! Выпорю!

В семейную разборку вступился отец. Такой же массивный и светловолосый, как Косарь. Он без труда ухватил дочь за косу, тут же приложил по заду. Девица запищала, как придушенный цыплёнок.

– Дура! – досадливо пробасил Косарь, сплюнул под ноги.

– Всё, расходимся, – в тон ему сообщил староста. – Неча тут… возмущаться. Как сход решил, так и будет. Эй, Настя, у нас сегодня ночуешь.

Я стояла как громом пришибленная.

С самого начала знала – без волшебной двери я никто. Но почему‑то надеялась, что деревенские не предадут. А тут чуть ли ни до драки дошло. И затеяла эту свару не какая‑то посторонняя девица, а сестра Косаря.

– Настя, ты идёшь? – ласково позвала старостиха.

Я мотнула головой и побрела к лесу. На плечи могильной плитой навалилась тоска.

Нет, мне нельзя оставаться в деревне. Не хочу каждый день ловить презрительные взгляды Любки. Рано или поздно, эти взгляды превратятся в сплетни и недобрый шепоток за спиной. Потом, в меня полетят камни. И что бы ни случилось в деревне, я всегда буду виновата, ведь я – не просто девчонка, я – чужая.

Да и смогу ли провести остаток жизни, ковыряясь в навозе? Может и смогу, но проверять это экспериментальным путём совсем не хочется.

Осторожно выудила из кармана связку ключей. Брелок – тойтерьер шкодливо улыбался нарисованным ртом. На миг показалось – собачонка забавляется моими неприятностями, но приступ паранойи развеял подскочивший Косарь.