Золотой череп. Воронка душ - [39]

— Попридержи коней! — зарычал Броль. — У тебя скоро пар из ушей попрёт.

Скрюченные пальцы, отрубленные руки, части источенных червями голов — устилали каменные плиты под ногами. Десятка два упырей, лежали без движений, но тех, что бесконечной вереницей шли на запах живой плоти, меньше не становилось.

Приглушённо звякнуло железо, и Всебор увидел, как сабля Броля разлетелась на куски.

— Не нравится мне такой расклад, — крикнул Громила. — Если эльфы не вынут проклятый кирпич — нам труба.

Он швырнул обломки облачённому в доспехи мертвяку, а сам выхватил акинак, который тут же вонзил в глаз другому.

Всебор попятился и, едва увернувшись от цепких пальцев, рубанул с плеча. Сабля отсекла «отверженному» руку, а вторым ударом, Всебор отрубил противнику голову.

До слуха донёсся знакомый грохот тяжёлых тиаберийских замков, но Всебор не мог остановиться, он рубил, словно сам превратился в машину.

— Хватит, я тебе говорю! — рявкнул Громила. — Нам ещё от нечисти улепётывать, так что понадобятся силы.

Не дожидаясь ответа, он дёрнул Всебора за рукав и поволок к спасительной двери.

— Мы всё сделали! — издалека завопил Палько. — Погодите, я вас прикрою…

Клут и Зубастик уже нырнули в проём, остался одноглазый, который суетился и пытался унять дрожь в руке с пистолетом. Но как только Палько заметил, сколько свирепых тварей преследует Всебора и Громилу, его и след простыл.

Спотыкаясь, они вбежали в тёмный туннель. Здесь не было гномьих светильников, но Клуту удалось зажечь свой фонарь, который, словно путеводная звезда указывал им путь. Где-то впереди кричал Зубастик, грохотал подкованными ботинками Палько.

— Нет! Я не собираюсь становиться жратвой для этих белоглазых тварей, — скрипнув зубами, выпалил Броль. — Пусть оставляют себе золото Тиаберии. Лучше быть нищим, чем кучкой праха.

Всебор хотел, было ответить, но не смог. Только сейчас он почувствовал, насколько устал: его ноги одеревенели, а руки дрожали так, словно он весь день таскал тяжёлые камни.

— Не расслабляйся, — подбодрил Громила. — Мы ещё не победили.

Завывание и гневное рычание за спиной эхом разнеслось по длинному коридору. Твари шли по следу, и Всебор шкурой ощущал этот прожигающий жадный взгляд изголодавшихся хищников.

— Сюда! — Клут держал над головой фонарь и улыбался. — Слава богам мы дошли!

Впереди показался тот самый проем, через который пять дней назад они вошли в проклятые копи. Жажда золота гнала их в самое сердце забытой всеми страны и только теперь, Всебор понял, насколько безрассудным и глупым было их предприятие. Ни за какие богатства он не вернулся бы назад. Ни за какие богатства…

Один за другим они перешагнули через высушенный торс тиаберийца и побежали к спасительному свету вдали. Свежий воздух, дуновение ветра, тихое едва различимое верещание лесных птиц, стали теперь для пятерых товарищей дороже любых богатств.

— «Вот оно истинное сокровище, — подумал Всебор. — Глоток воздуха, солнечный свет. И больше ничего не надо».

— Давайте к выходу! — рявкнул Броль. — А я тут задержусь на минуту.

Он остановился и, развернувшись, решительно бросился назад.

— Какого чёрта!? — закричал Клут. — Ты с ума сошёл!

— Он прав, — Всебор замедлил шаги, потом остановился и сам. — Если мы не закроем этот змеюшник, вся тиаберийская нечисть выползет наружу.

Громила давил на дверь изо всех сил. От напряжения на его лбу вздулись вены, а суставы рук хрустели словно жернова, перемалывающие зерно. Со свойственным упрямством и недальновидностью, он пытался решить проблему способом, который считал единственно возможным.

— Так не пойдёт! — выкрикнул Всебор. — Этот почерневший сухарь всё равно не даст закрыться замкам.

Шагах в двадцати замелькали лохмотья «отверженных». Твари рычали и мешали друг другу, надеясь пробиться к кормушке раньше, чем она закроется.

— Надо его убрать. Других вариантов не вижу.

— Я давлю, ты убираешь, — бросил Громила. — Хватай жмура за голову.

Всебор упал на колени и брезгливо сморщился. Работёнка та ещё. Но времени на раздумья уже не оставалось. Он схватил мертвеца за голову и потянул на себя. Затрещала высушенная плоть, хрустнули окаменевшие позвонки. С большим трудом ему удалось приподнять мумию тиаберийца, которая за столько лет приклеилась к камням. Но на этом всё и закончилось. Голова и часть торса остались у него в руках, а он сам, от чрезмерных усилий кубарем откатился к стене.

— Придурок! Поднимайся живее! — завопил Броль. — Через минуту лавина упырей снесёт нас в овраг…

Всебор вскочил на ноги, подбежал к двери и вцепился в грудную клетку тиаберийца. В эту минуту он вёл себя как зверь. Никакого уважения к останкам несчастного, только безумное желание добиться своего. Он чувствовал, как крошится в его пальцах почерневшая плоть, как хрустко ломаются пожелтевшие рёбра.

— Ну, давай же! — стиснув зубы, процедил он. — Давай!

Ему с трудом удалось оторвать останки от камней и отбросить их в сторону, но когда это произошло, скрытые в стенах тяги с грохотом захлопнули неповоротливую дверь. Они услышали лязг запираемых затворов и тихий едва различимый рокот голосов за ней.

— Какое облегчение, — прошептал Броль. — Давненько у меня так поджилки не тряслись.