Золотоглазые - [13]

Гордон Зеллаби уже кончил завтракать, когда она вышла к столу. Он рассеянно поцеловал ее. Затем его поглотили свои заботы: он обошел сад в глубокой задумчивости и удалился в свой кабинет.

Ферелин поела хлопьев, выпила кофе и принялась за яичницу с ветчиной. После пары кусочков она отодвинула свою тарелку достаточно решительно, чтобы Анжела оторвалась от своих размышлений и посмотрела на нее.

— Что случилось? — спросила она с другой стороны стола. — Яйца несвежие?

— О, все в порядке, — ответила Ферелин. — Просто мне сегодня не хочется есть.

Анжела пропустила ответ мимо ушей, хотя Ферелин надеялась, что она спросит «почему?». Внутренний голос подбадривал Ферелин: «Может, теперь? В конце концов, какая разница, раньше или позже?» Она задержала дыхание.

— Дело в том, Анжела, что мне сегодня с утра плохо.

— О, в самом деле? — спросила мачеха и слегка наклонилась над столом, чтобы отрезать кусочек хлеба. Накладывая мармелад, она добавила? — И мне тоже. Ужасно, правда?

Ферелин решила довести дело до конца:

— Дело в том, что мне плохо не просто так. Мне плохо от того, что у меня будет ребенок.

Анжела рассматривала ее несколько мгновений с нескрываемым интересом, а затем медленно кивнула:

— У меня тоже. — И она с особым тщанием намазала остальную часть хлеба.

Ферелин от удивления приоткрыла рот. К ее стыду и смущению, она почувствовала себя явно шокированной. Но… Но, а все же, почему бы и нет? Анжела была на шестнадцать лет старше ее самой, и ее состояние было так же естественно, только… Ну, как-то никто не мог подумать… В конце концов, папа был почти дедушкой по своей первой женитьбе… Кроме того, это было как-то неожиданно. Не то, чтобы Анжела стала нехорошей, нет, она была чудесной, и все ее любили, и Ферелин тоже, как старшую сестру… К этому можно было привыкнуть…

Она продолжала смотреть на Анжелу, тщетно пытаясь что-нибудь сказать, но как-то все перевернулось. Анжела не видела Ферелин. Она смотрела куда-то вдаль через окно. Ее темные глаза сияли. Их сияние росло и превратилось в две слезинки, скатившиеся по ее щекам. Ферелин все сидела, словно парализованная. Она никогда не видела Анжелу плачущей. Анжела была не таким человеком.

Мачеха наклонилась вперед и уронила голову на руки. Ферелин вскочила, словно освободившись от чего-то. Она подбежала к Анжеле, обняла ее, прижала к себе, стала гладить ее волосы, шепча какие-то слова, утешая ее.

Во время этой паузы Ферелин не могла не почувствовать неожиданность всего происходящего. Ей казалось, что они поменялись местами. Правда, сама Ферелин не собиралась рыдать на плече у Анжелы, но все было так непохоже на действительность, что Ферелин засомневалась, не спит ли она.

Очень скоро Анжела, однако, взяла себя в руки. Она стала дышать спокойно и уже искала платок.

— Извини, что я такая дурочка, но я так счастлива.

— Да, — ответила Ферелин.

— Понимаешь, — объяснила Анжела, — я не совсем верила этому сама, а вот сказала тебе, и это стало реальностью. Я всегда мечтала о ребенке. Но ничего не происходило, и я почти готова была забыть об этом. А теперь это действительно случилось, и я… я… — Анжела снова начала плакать тихо, умиротворенно.

Несколько минут спустя она окончательно успокоилась, вытерла глаза и решительно убрала платок.

— Ну хватит, — сказала она. — Я никогда не думала, что в слезах есть какой-то толк. Однако… — она посмотрела на Ферелин, — я становлюсь совсем эгоисткой. Извини, дорогая моя.

— О, все хорошо. Я рада за тебя, — сказала Ферелин великодушно. Помолчав, добавила: — Я сама не настроена плакать, просто немного испугалась.

Слова эти удивили Анжелу. Она не ожидала от Ферелин такого ответа. Она посмотрела на падчерицу, только сейчас осознав всю важность ситуации.

— Испугалась? — повторила она. — Я не думаю, что тебе надо бояться, это неприятно, конечно, но мы не будем пуританами. Во-первых, надо убедиться, что ты права.

— Я права, — сказала Ферелин мрачно. — Но я не понимаю. У тебя все совсем по-другому: ты замужем, и все такое…

Анжела не обратила на это внимания. Она продолжала:

— Ну, тогда надо дать знать Алану.

— Да, наверное, — согласилась Ферелин без всякого энтузиазма.

— Конечно, глупышка. Достаточно посмотреть на него. Естественно, я не могу быть уверена, но не удивлюсь, если он будет рад. Но, Ферелин, в чем дело?

Она замолчала, озадаченная выражением лица Ферелин.

— Ты не поняла, Анжела. Это был не Алан.

Выражение симпатии исчезло с лица Анжелы. Ее лицо стало холодным. Она собиралась встать.

— Нет! — воскликнула Ферелин в отчаянии. — Ты не поняла меня, Анжела! Это не то. Никого не было, понимаешь? Поэтому я и боюсь.

В течение этих двух недель три молодые девушки в Мидвиче исповедались викарию Либоди. Он крестил их детьми, знал их и их родителей очень хорошо. Все они были интеллигентными и не распущенными девушками. И каждая в исступлении повторяла:

— Не было никого, викарий, вот почему я и боюсь.

Когда Хариман, пекарь, случайно услышал, что его жена была у врача, он вспомнил: тело Герберта Фела было найдено в его саду. И избил жену, хотя она в слезах повторяла, что Герберт в дом не входил и вообще ей нечего делать ни с ним, ни с любым другим мужчиной.