«Золотое руно» - [19]

Уже потом его поразило, что людей на похороны собралось много, а после никто не звонил, все ушли и забыли. Он чувствовал что-то тревожное, какой-то смысл крылся в этом факте и приближал его к необъяснимой и мучительной загадке маминой смерти. Они говорили с Грегом и с Кэти. Она руками разводила, только повторяла: "Ведь преуспевающий ученый!" - все это было не то.

Первые месяцы он думать об этом не мог, просто не хотел. Как будто причина для него вообще роли не играла: какая разница, что да почему? - событие поглотило все. Потом, об этом, обвалившем жизнь моменте, он думал полгода. Может быть, в это время он вообще ничем больше не занимался. Как вышло, что он так мало знает? Ее самоубийство было для него полной неожиданностью еще и потому, что она поразительно помолодела в последний год, расцвела, как будто стала одного с ним возраста. Но страдала бессонницей, пила снотворные. Сменила их на антидепрессанты, потому что врач сказал, что надо лечить причину... Он подумал это слово, и у него заныло в груди. Не получалось думать об этом...

Он для чего-то закрутил головой, словно разглядывая сквер, но на самом деле не видя траву, кусты и временами пересекающих сквер людей. Думая о маме, он только краем сознания чувствовал, что это движение прохожих в разных направлениях сродни его душевному представлению о том, что с ней случилось... Машинально, привычным движением он закинул волосы за лоб и, приглаживая их рукой, закрыв глаза, обернувшись взором вовнутрь, словно сам одновременно шел в разных направлениях, только угадывая рядом родной силуэт... Потом он медленно и плотно провел ладонью по лицу, потер горбинку носа и удлиненные щеки, долго тер все лицо и, наконец, уронив руки, явно не понимая, что делает, полез в карман. Оттуда выудил мелочь, карточку для прохода на работу и с большим изумлением уставился на нее, словно видя ее впервые. Особенно интересно ему показалось рассматривать, как она бликует на солнце, так что он в четверть часа крутил ее так и сяк. Наконец, слегка закусив ее край, он понял, что ее безнадежно испортит, а к священнику надо - потом, лучше начать с простого, с документов - ведь он и половины не разобрал. Он сел поровнее. Конечно, это необходимо сделать в любом случае, они горой лежат. Саша с облегчением встал, разгладил покусанный край карточки; весь мамин архив хранился у него в сейфе. Перебрал в руках связку ключей и пошел искать такси.

Кабриолет объехал небоскреб с зеркальными стеклами светло-коричневого цвета, где на двадцать третьем этаже помещалось его социологическое бюро, и встал у лифта. Он вышел из машины и увидел, что напротив, около четырехэтажного здания, переулок запрудила возбужденная толпа, тыча пальцами вверх. Некоторые с перекошенными лицами искали палки, кто-то нес лестницу. Саша подошел. Окна здания были облеплены несметными полчищами насекомых: пчелы, стрекозы и множество мелкой мошкары висело, вцепившись в сетки лапками. Те, кому не удалось пробраться к дыркам, срывался, взлетал и снова прилипал к ним в неистовом и неутомимом желании попасть вовнутрь. Прилетали все новые, а старые не сдавались, ползая, все вместе издавая тревожный звук. Из криков людей Саша понял, что они уже несколько дней морили проклятых кровососов, поливали всевозможной дрянью, но результат оказался ужасным. Погибнув, насекомые не падали вниз, а намертво вцепились в сетки и засохли, погребенные под плотной коростой наседающих сверху.

- Что там внутри? - он обратился к служащему: тот пытался палкой оторвать куски слипшейся массы.

- Фабрика, где получают эликсир бессмертия. А в подвале его разливают и хранят.

- Так они прямо под носом! - двусмысленно воскликнул Саша, но человек понял замечание на свой лад и прочувствованно закричал:

- Конечно, прямо под моим!

- Вы совсем снимите сетки.

- Придется. А они все прибывают! Ни одного чистого окна - форменное нашествие!

Саша удивленно оглянулся и пробежал глазами по фабричному корпусу: окна, отдушины и щели были густо облеплены и угадывались только по шевелящейся коре. Двор фабрики был безлюден, но через него вприпрыжку бежала женщина, яростно отмахиваясь от кого-то, а в отверстии каменной ограды он заметил морду большущей крысы, высунувшей нос среди бела дня и совершенно откровенно наблюдающей за той же дамой. Сашин собеседник проследил туда взглядом и запустил в крысу палкой.

Подбежали какие-то люди, увешанные пакетами, шлангами. Они потеснили любопытных и вытащили желтые повязки. Повязав их друг на друга, облачились в такие же хорошенькие, огненного цвета халаты и тапочки, соединили трубками разнообразные канистры, вытащили из пластиковых упаковок по новенькой щеточке с цветной ручкой и полезли к окнам без всякого колебания; стоявшие внизу смотрели с надеждой.

Саша поглазел на их умелый труд и заторопился к лифту. Обычно переулок, куда выходил торец их небоскреба, выглядел пустынным, но сейчас ему словно добавили жизни: раздавались какие-то звуки, хотя вокруг не было никого, то тут, то там мелькали чьи-то хвосты и быстрые, чем-то занятые тени.

Саша вбежал в дверь. Он не заметил, что из-под живой изгороди за ним проследили глаза крупного кожистого варана.