Золотое побережье - [150]

Он вздыхает, смотрит на двигатель.

– Но я постепенно пришел к убеждению… Теперь мне кажется, что именно мощь Соединенных Штатов является одной из главных сил, не дающих миру сделать последний, гибельный шаг. Если бы не страх перед нами, войн было бы гораздо больше. Однако до настоящего момента наша способность устрашать опиралась в основном на ядерное оружие, а прямое его использование уничтожит мир. Поэтому то здесь то там вспыхивают мелкие войны – ведь люди, начинающие эти войны, прекрасно понимают, что мы не пойдем на риск всеобщего уничтожения без очень веских к тому оснований. А вот если… если мы сумеем сделать устрашающий фактор более ограниченным, чтобы это был… ну, нечто вроде неотвратимого, хирургически точного удара, вся разрушительная мощь которого сфокусируется на войсках агрессора и только на них, – тогда можно будет отказаться от ядерного оружия. В нем не будет больше необходимости – ведь у нас появится другой фактор сдерживания. Безопасный. Так что… – он поднимает голову, глядит Джиму прямо в глаза, – так что моя работа прокладывает очень реальный путь к полному устранению ядерной угрозы. И если такое занятие не кажется тебе благородным, – его голос слегка дрожит, – тогда я не знаю, чего уж тебе и надо.

А затем Деннис отводит глаза.

– Это была очень хорошая программа.

Джим молчит. Доводы отца вполне логичны, не подкопаешься, а излагались они с таким мучительным напряжением… Вся злость Джима куда-то пропала, теперь собственные свои недавние наскоки кажутся ему смешными, до ужаса глупыми. Разговор с отцом перешел далеко за рамки обычных препирательств.

И тут он вспоминает свои планы на вечер: рандеву с Артуром, затем – удар по ЛСР. Камень за пазухой, вот как это называется. Джима охватывает невыносимое, тошнотворное отвращение к самому себе.

Деннис оперся обеими руками о машину, опущенное вниз лицо застыло, он весь ушел в какие-то свои мысли.

Умелые руки автоматически, словно манипуляторы робота, орудуют ключом, расслабляют гайку кожуха следующей контактной группы. Джим пытается что-то сказать, но слова застревают в горле. А о чем это я хотел? Даже и не вспомнить. Молчание затягивается, ему, если разобраться, и нечего сказать. Ему нечего сказать.

– Так я… я пойду, скажу маме, что ты скоро кончишь и придешь обедать?

Деннис молча кивает.

Неуверенно, словно пьяный, Джим возвращается на кухню. Люси режет овощи для салата; окно, рядом с которым она расположилась, выходит прямо на эстакаду. Джим становится рядом с матерью и смотрит. Деннис по-прежнему возится с машиной.

Люси шмыгает носом, и только теперь Джим видит, что у нее покраснели глаза.

– Отец рассказал тебе, что там у него на работе? – она стучит ножом куда попало, не глядя.

– Нет! Что-нибудь случилось?

– Я видела, как вы разговаривали, – Люси отворачивается, чтобы высморкаться. – Не нужно было с ним спорить, тем более – в такой день, как сегодня.

– Так что же там у них такое стряслось?

– Ты же знаешь, что они проиграли конкурс по этой крупной программе, над которой работал Деннис.

– Ну, вроде как. Так ведь они хотели обжаловать решение, верно?

– Да. И все было вроде бы хорошо – до сегодняшнего Дня.

Люси обрисовывает картину, составленную из разрозненных, скупых и горьких фраз Денниса.

– Не может быть! – раз за разом повторяет, слушая ее, Джим. – Не может быть!

– Может. Именно так все и произошло, – Люси в отчаянии прижимает ко рту кулак. – Я в жизни не видела его настолько убитым.

– И после такого… и после такого он продолжает защищать эту систему! Всю, без изъятия!

Люси кивает, шмыгает носом и снова стучит ножом.

Совершенно ошеломленный, Джим смотрит в окно, на отца. Деннис тщательно, аккуратно подтягивает гайку; можно подумать, что он кладет на место последние кусочки головоломки.

– Послушай, мама, мне нужно бежать.

– Что?

Джим уже рядом с дверью. Смываться отсюда, смываться, пока не поздно.

– Джим!

Но он уже пулей выскочил во двор. Да где же этот чертов ключ от машины? Нашелся, слава тебе, Господи. Еще секунда – и машина Джима летит по улице.

А ведь отец наверняка подумает, что я убежал из-за этого спора. Нет же, нет! Джим не видит ничего вокруг, ничего не соображает, а тем временем машина, за неимением других указаний, везет его домой. Где-то на полпути он приходит в себя и выворачивает на ньюпортскую трассу. Южная, укрытая низко нависающим бетоном, полоса, полумрак, пунктир галогенных фонарей… Джим хочет перейти на верхнюю, северную полосу; у Эдингера он даже выводит машину на развязку, но потом меняет решение и возвращается на южную. Куда ехать? Ну куда, спрашивается, может он поехать? И что делать? Вернуться и пообедать в компании родителей? Господи, ну как же можно было попасть в такое положение?

За окном машины мелькают фонари. Джим знает, что военная промышленность – злокачественная опухоль на теле страны, что она извлекает прибыль из смерти и страданий, что с ней нужно бороться всеми возможными способами, он уверен в своей правоте. И все же, все же, все же… Деннис, невидящими глазами уставившийся на безукоризненно чистый, не нуждающийся ни в каком ремонте мотор, какое у него было тогда лицо… Беспомощно глядящая из окна Люси, слава еще Богу, что она не отхватила себе палец… «Это была хорошая программа», – голос отца так и звучит в ушах.