Золотое побережье - [134]

Внизу, в начале улицы, появляются огоньки фар; сердце Люси буквально подскакивает, словно маленький ребенок, запертый в грудной клетке и пытающийся оттуда бежать. Машина медленно приближается. Сворачивает к кейлбахеровскому дому.

– Господи, о Господи, – всхлипывает Елена. Плачет и викарий.

– Да перестаньте, – почти грубо обрывает их Люси, открывая дверцу машины и ставя ногу на мостовую. – Мы исполняем здесь Божий промысел, мы его посланники, сейчас говорим не мы, но Бог через нас.

И ведь это скорее всего было правдой, потому что та самая Люси Макферсон, которая обязательно раскисает и начинает хлюпать, если при ней рассказывают про чьи-либо страдания и утраты, Люси, готовая расплакаться при малейшем подозрении, что кто-то там косо на нее посмотрел, – эта Люси твердым, неторопливым шагом пересекает газон и подходит к недоумевающей чете Кейлбахеров, эта Люси спокойно, без всяких эмоций сообщает им страшную весть, а затем не суетясь, уверенно, словно опытный врач, помогает Мартину отвести теряющую сознание Эмму в дом. И всю эту нескончаемо кошмарную ночь, когда Эмма бьется в слезах и истерике, а Мартин сидит на заднем крыльце и оцепенело смотрит на вьщавленные когда-то в сыром бетоне отпечатки крохотных детских ладошек, а чаще – просто в никуда, именно к ней, к Люси, бегут с просьбой сварить кофе, состряпать по-быстрому суп, подержать Эмму, переговорить с полицией, позвонить в морг, – со всеми делами, на которые остальные, потрясенные и ошеломленные, попросту сейчас не способны. Со всем идут к Люси.

Глава 60

Деннис возвращается из Вашингтона глубокой ночью, подавленный и усталый. Дома нет никого. Записки тоже нет. Первоначальная вспышка ярости сменяется беспокойством, он не знает, что и думать, тем более – что предпринять. На Люси это абсолютно не похоже. Ну где, спрашивается, может она быть в три часа ночи? Ведь должно же быть какое-то разумное объяснение. А может, она ушла, вроде как от Дэна Хьюстона его Дон. Секунда нерассуждающей паники, а затем Деннис трясет головой, словно освобождая ее от такой несусветной чуши. Вот уж чего Люси никогда не сделает.

Может, с ней что-нибудь случилось? Проходит час, затем два, страх все усиливается. Деннис готов уже звонить в полицию, потом соображает, что лучше связаться сперва со священником, и тут к дому подъезжает машина. Он выбегает на крыльцо, весь страх мгновенно прошел и сменился раздражением.

– Ты хоть знаешь, сколько сейчас времени? Где ты была?

– Господи, да как же это! – растерянно бормочет Деннис через минуту, прижимая к себе Люси.

«Как же я устал, – думает он. – Слишком устал, чтобы понять, почувствовать такое».

Они стоят обнявшись. Деннису почему-то припоминается игра, в которую он играл в детстве. Родители брали их с братом в свои долгие марафонские поездки по стране, в мотеле скучно, вот мальчишки и придумали себе развлечение. Брали колоду карт, делили ее пополам и строили в противоположных углах комнаты карточные домики, прямо на полу. Даже лучше сказать, не домики, а карточные крепости. Потом вооружались пластиковыми ложечками из «Макдональдса» и использовали их в качестве метательных снарядов – туго сгибали двумя пальцами и отпускали. Ложка летела, кувыркаясь, через комнату, в самом обычно неожиданном направлении. Каждый промах встречался дружным смехом…

Но интереснее всего – это когда ложка все-таки попадала в цель; и какая там разница, чья именно крепость сбита, главное – как это происходило. Они заметили, что карточные домики ведут себя при прямом попадании одним из двух возможных способов. Они либо мгновенно обрушиваются – хлоп! – и готово, и на полу – беспорядочная россыпь карт, либо только чуть-чуть сдвигаются, оседают, практически не теряя при этом своей структурной целостности, своей устойчивости. Интересно, любопытно. Возможно, именно это любопытство и сделало Денниса инженером.

Случайные картины, беспорядочно мелькающие в утомленном мозгу.»К чему это я?» – думает Деннис. Ну да. Вот мы и есть сейчас этот карточный домик. И ведь никогда не бывает, чтобы опасность грозила одной-единственной карте, а остальные могли наслаждаться покоем и безопасностью, нет, они либо вместе устоят, либо упадут – и тоже вместе. Перманентный кризис, в равной степени угрожающий всем. И сколько же это продолжается? Со всех сторон летят ложки. И карточный домик, который либо выстоит, либо рухнет.

Он слишком устал, слишком подавлен, в нем не осталось ни капли тепла, которым можно было бы поделиться с Люси. А Люси плачет, и чем дальше – тем сильнее. Деннис пытается вспомнить девочку Кейлбахеров, он видел ее совсем немного раз, да и то как-то всегда мимолетом, забежит, покрутится, убежит. Светлые волосы. Веселая, живая. Симпатичная. Нет, куда проще представить себе Эмму или Мартина. Вот уж невезение, так невезение. Ужасное невезение. Несравненно, неизмеримо худшее, чем когда судья Тобайасон отвергает протест, несмотря на всю очевидность дела, худшее, чем любая неприятность, связанная с этим миром алчности и продажности. Все плохо, везде плохо. Ложки со всех сторон. Нужно проверить машину Джима, а то не дай еще Бог. Деннис не знает, что сказать; Люси всегда нужны слова, слова, а у него нет их, этих самых слов. Да и вообще – есть ли для такого слова? Нет их. Некое странное упорство, удачное расположение частей помогает отдельным карточным домикам устоять, несмотря на сыплющиеся со всех сторон удары… Деннис еще крепче обнимает Люси – не дает им рассыпаться.