Золотое колечко на границе тьмы - [25]

На перемене дежурные всегда всех выгоняли из класса, чтобы проветрить помещение. А сами, как часовые, вставали у дверей – никто не пройдет. Никто особо и не пытался.

На сей раз дежурными были тихая Нина Гуляева и покладистый Боря Демидов. Нину я отодвинул плечом, а Борьке шепнул, что мне в сумке надо взять бумажку: "Не понимаешь разве, зачем?" Боря понял и деликатно пропустил меня. Я оказался один в классе.

Оглянулся. И, обмирая, поднял чернильницу…

На следующем уроке Тонкошеев оглядывался на меня и смотрел выразительно. Я, однако, делал непонимающее лицо. После уроков Серега сказал довольно миролюбиво:

– Это ты, что ли, стырил деньгу? Отдай по-хорошему.

Я вытаращил честные глаза:

– Я? Ты, видать, махрой обкурился.

– На переменке только ты один в класс заходил!

– Ну да! И неужели бы я стал брать? Чтобы ты сразу догадался?

На круглой Серегиной физиономии появилось сомнение. Видя это, я демонстративно вывернул карманы:

– Гляди! Ничего нету!

Жест этот был чисто психологическим приемом. Конечно, монету можно спрятать где угодно. Однако Серегу это липовое доказательство убедило (а, может, убедили мои абсолютно правдивые глаза). Дырки в подкладке моего кармана он не заметил. Не догадался, что сквозь карман краденая деньга упала в широкую, как мешок, застегнутую снизу штанину.

В ту пору дома и на улице я носил обычные короткие штаны с лямками крест-накрест, а для школы мама купила мне на толкучке брюки типа "гольф", с пуговками под коленками. Я был доволен: хотя и не совсем длинные, но все-таки брюки – с петлями для ремня, с боковыми карманами. Правда были они великоваты, болтались вокруг ног, но именно это сейчас сослужило добрую службу: добыча моя надежно затерялась в складках материи.

– Кто же ее свистнул? – задумчиво сказал Серега.

– Может, Прасковья взяла? – возвел я напраслину на свою первую учительницу. – Она видела, как ты ею играл на уроке.

– Если прибрала, фиг отдаст. – смирился Тонкошеев с потерей.

Я лицемерно вздохнул: сочувствую, мол.

Разглядел свой трофей я только дома. Это была никелевая (а может, и серебряная?) монета "пять злотых" с пышным польским орлом. Орел был просто чудо-птица. Каждое перышко на крыльях и на теле отчеканено четко-четко. И коготки на лапках. И глаз на хохлатой голове. Ну, прелесть что за монета – красивая, увесистая, как медаль. Именно такие злотые, талеры, дублоны и дукаты должны быть в кладе, о котором, я мечтал.

Положил я все свои монеты в ряд и начал созерцать сокровища. Как "царь Кащей над златом"…

Мучила ли меня совесть? Ну, в какой-то мере… Однако я ловко успокоил ее тем, что Серега и сам нечист на руку. Недавно он хвастал заграничным карандашом, который спер (по его же словам) у соседки по квартире. Да и в прошлом за ним кое-что водилось. Скорее всего, эти "пять злотых" он у кого-то стащил или отобрал. Или выиграл в чику, а игра эта, как известно, запрещена.

Но такими рассуждениями я мог убедить себя. А Володьку?

Я чувствовал: правдоподобно соврать, что "нашел", не сумею. Володька поймет все сразу. Можно было, конечно, вообще не показывать монету. Но и без того заводить разговор о кладе, когда грех на душе, я не решался. Мне казалось, что Володька все равно догадается. Почует, что я нечист. А с тяжестью на душе приступать к важному делу не хотелось.

И я решил: подожду несколько дней. Монета у меня приживется, и я смогу уже без большой натяжки сказать небрежно: "Да она у меня давно"…

7

Несколько дней я с Володькой не встречался. Это было не трудно, поскольку он учился во вторую смену, а я с утра.

Но мысли о кладе меня не отпускали. Естественно, что первым местом, где следует искать сокровища, представлялся мне заброшенный дом. Как в "Приключениях Тома Сойера".

И однажды, в одиночестве гуляя во дворе, я решил, что хорошо бы провести предварительную разведку.

Конечно, лезть в дом одному было страшновато. Но ведь и вправду "в замирании души есть своя привлекательность".

Мама с Леськой ушли в поликлинику. Галка и Лилька еще не вернулись из школы, взрослых соседей тоже было не видать. Мне показалось, что на весь мир легла таинственная тишина.

Без труда перебрался я через щелястый, из горизонтальных досок сколоченный забор, который отделял наш двор от старухиного сада. Присел в густом чертополохе – как храбрый, но осторожный разведчик-партизан Витька Морковкин. Да, тихо было всюду. Я встал на четвереньки, еще раз глянул через сорняковые джунгли. Под ладонью у меня рассыпался сухой ком земли. Я поднял руку. И среди земляных крошек увидел… клад!

Ну, не совсем клад, всего две денежки. Но неожиданная находка согрела меня стремительной радостью.

Это были двухкопеечные монетки. Не очень древние, но все же царского времени. Одна 1898 года, другая – 1916-го. Кто-то в дореволюционные времена потерял их в саду, который тогда еще не был заброшенным. А я нашел!

Пусть это не сокровище, но все же прибавление к моей коллекции! Значит, судьба вовсе не сердится на меня за Серегину монету, раз подбросила такую находку.

Денежки были почерневшие, но двуглавые орлы с коронами и надписи проступали четко. И даже крошечные гербы ясно виднелись на растопыренных крыльях. Я потер монетки о свой балахонистый свитер, полюбовался ими. Надо спрятать. Карманов на моих штанах не было, я задрал свитер и убрал монетки в нагрудный карман ковбойки. Радостно вздохнул, поднялся с карточек и… увидел перед собой старуху.