Золотое кольцо всадника - [30]

Поппея растерялась от обилия мудрых речей и послала за мной, чтобы узнать, чего же, собственно, добиваются от нее евреи.

— Они хотят, чтобы ты разрешила их спор, — ответил я шутливо. — Чей, мол, Мессия, Иисус из Назарета?

Евреев мой ответ возмутил.

— Это вовсе не смешно, — заявили они. — Христианский Христос не имеет к нам никакого отношения. Да будут прокляты те, кто признает его иудейским Мессией! Мы не имели и не имеем ничего общего с ними, и неважно, обрезаны они или нет. Это христиане предсказывали Страшный суд и пели во время пожара благодарственные гимны. Мы не в ответе за их преступления.

— Но христиане не преступники, — поспешно возразил я. — Они кроткие и миролюбивые, хотя и глуповатые люди. Они куда глупее вас. Вы же не верите в неотвратимость божьей кары и тысячелетнее царство, не так ли?

Евреи обиженно взглянули на меня и, сдвинув головы, принялись совещаться.

— Ладно, оставим это, — сказали наконец они. — Все, чего мы сейчас хотим от вас, это обещания, что вина христиан не будет перенесена на евреев. Мы же со своей стороны убеждены, что эти сектанты способны на любую пакость.

Разговор нравился мне все меньше и меньше.

— В твоем утомленном взоре, Поппея, я ясно вижу признаки надвигающейся головной боли, — озабоченно произнес я. — Давайте завершать нашу беседу. Итак, евреи отрицают свою связь с христианами. Наши благочестивые посетители считают христиан плохими, а себя — хорошими. Верно?

Лица стариков ожесточились, но я, не обратив на это никакого внимания, продолжал:

— Возможно, среди христиан действительно есть бывшие преступники, но все они давно вступили на путь исправления, и их грехи прощены. Впрочем, я слышал, что их бог суровее всего наказывает за гордыню… Я повторяю: христиане миролюбивы и тихи. Они всегда рады помочь бедным, утешить больных и несчастных и навестить узников. Что же в этом дурного?

Поппея внезапно вновь проявила интерес к разговору.

— И все-таки, о чем это толкуют наши собеседники? На какие такие пакости способны христиане? — спросила она. — Есть в этом деле нечто подозрительное, но я не могу понять, что именно.

— Может, до тебя доходили дурацкие сплетни о виновниках пожара? — улыбнулся я. — По-моему, евреи запоздало пытаются внушить нам, что они не поджигали Рима и что за это должны ответить другие люди. Они, видишь ли, полагают, будто эти обвинения столь же вздорны, как и обвинения, выдвигаемые некоторыми безумцами против самого императора.

Но улыбка сползла с моего лица, когда я услышал слова Поппеи. Ах, как же ругал я себя за то, что забыл о ее страхе перед таинственной еврейской магией! Иначе мне надо было повести разговор, совсем иначе.

Итак, Поппея, вся просветлев, воскликнула:

— Теперь я поняла вас, уважаемые! Идите же с миром и ничего не бойтесь. Я не допущу, чтобы вас подозревали хоть в чем-нибудь дурном. Очень хорошо, что вы обратились ко мне и объяснили разницу между вами и христианами.

Евреи благословили ее именем своего бога и, сияя от счастья, удалились.

— Неужели ты не осознаешь, что их ненависть к христианам круто замешена на обыкновенной зависти? — спросил я. — Христианское учение завоевало сердца многих и многих, и оттого Иерусалим и синагоги лишились большого количества даров.

— Если у евреев есть причины ненавидеть христиан, — резко заявила Поппея, — значит, эти сектанты опасны и коварны. Ты же сам только что утверждал, будто среди них встречаются преступники.

Больше она не пожелала слушать никаких объяснений. В ее хорошенькой головке попросту не нашлось бы для них места. Я думаю, что она прямиком отправилась к Нерону и убедила его, что Рим подожгли члены опасной христианской секты, состоящей сплошь из грабителей и убийц.

Нерон был очень доволен, когда узнал об этом, и тут же приказал Тигеллину найти побольше доказательств вины христиан. Но, предупредил он, расследование не должно касаться евреев, ибо учение последних только напоминает христианское, не имея с ним на самом деле ничего общего.

Вообще-то такого рода следствие положено было бы вести префект}' города, однако император больше доверял Тигеллину. Этого человека совершенно не занимали религиозные тонкости, он просто слепо выполнял приказ. Был учинен розыск среди выходцев с Востока, кои во множестве приезжали в Рим, и за один день арестовали тридцать подозрительных лиц, которые охотно признались в том, что они — христиане, и очень удивились, когда их отвели в тюрьму. Допрошенные с пристрастием, они тем не менее отрицали, что подожгли город, но зато называли имена своих единоверцев, не видя в этом ничего плохого. Так что солдатам оставалось только идти в указанные дома и хватать там христиан обоего пола. Но, как ни странно, ни мужчины, ни женщины не оказывали никакого сопротивления, безропотно подчиняясь воинам.

К ночи была задержана тысяча христиан, в основном — беднейших горожан. Преторианцы получили приказ подходить к любой толпе и громко спрашивать, есть ли тут последователи христианской веры. Наивные откликались, и их немедленно волокли в тюрьму.

Тигеллина отнюдь не обрадовала необходимость найти помещения для всех задержанных и допросить многие сотни людей, и он решил облегчить себе задачу, «проредив» ряды подозреваемых. Вначале он освободил тех евреев, которые доказали, что были обрезаны, а затем весьма сурово поговорил с двумя всадниками, захваченными вместе с толпой. Разумеется, они тоже были отпущены — вряд ли в Риме нашелся бы хотя один человек, который посмел бы обвинить их в поджоге.