Ребров вспомнил, как мать в лихорадочном бреду призналась, что Мастодонт не чужой... он предал мать - неприкасаемую по тем отсидочным временам, она его простила... долгие годы чувство вины опаляло мозг умного, властного, изворотливого, который обманывал кого угодно, только не себя...
Ребров вспомнил, как любитель чая и тайный почитатель коньяка, едва не назвал это имя, предлагал сделку: имя настоящего отца за... выкраденные документы.
Что бы сказал отец, доведись встретиться? Привет?.. Или... Вот и познакомились... Или более пространно?.. "Я сделал ставку на них, не более... на тех, кто сильнее и злее... они не хуже других и не лучше... умеют заставить работать на себя, пахать до седьмого пота... всюду и всегда есть такие... осуждать их все равно, что тигров за любовь к мясу или змей за яд... они такие и все... ничего нельзя изменить... надо понять это, смириться, успокоиться... они не могут отобрать все, кусок не лезет в глотку... что-то останется... всем хватит... кому больше, кому меньше. Э-Э! Сынок! Ты хочешь спросить: а почему мне меньше? Вот ты и начинаешь их понимать, а может уже и стал таким как они..."
Не поговорили, не заглянули друг другу в глаза, не встретились... Глупо все получилось, как обычно и случается с нами...
Марь Пална брела под сводами Церкви, огоньки свечей двоились, троились, вот вырос лес свечей, множились и лики святых на иконах. Боже мой, содрогалась Марь Пална, страшась настоящего и подступающего будущего. Другие времена ворочались рядом, вот они - рукой подать. "Детский дом" на улице Щусева приютит семью мятежного горца-заговорщика в квартире, где даже окна выше, чем на прочих этажах. Вместо "татр" по городу поползут "мерседесы", гэбэшники сражаются за народ и справедливость, впрочем, вяло, фашисты гордятся нарукавными повязками, стреляют танки в центре столицы...
Другие времена... но мы-то все те же...
Глупо все получилось, как обычно и случается с нами...
