Золото императора - [27]

— Я предупреждал также, — продолжил Германарех свою обличительную речь, — что любой человек, близкий мне по крови или связанный со мной иными узами, нарушивший мой запрет, будет предан страшной и мучительной казни. Я дал слово богу в присутствии епископа Вульфилы, а потому не могу нарушить его, не уронив своей чести вождя и свободного человека.

Руфин понимал далеко не все слова, произносимые Германарехом, но дни, проведенные им среди готов, не пропали даром, и смысл речи вождя он все-таки сумел уяснить. И видимо, он первый догадался, что речь идет о Синиладе, тогда как Сар и Мамий, находившиеся на помосте, продолжали спокойно слушать Германа Амала.

— Делай свое дело, Сафрак! — резко бросил с помоста Германарех.

Епископ Вульфила высоко поднял над головой позолоченный крест, монахи за его спиной, возвели очи к небу и зашевелили губами, видимо, читали молитвы. Мечники, доселе плотной стеной окружавшие Сафрака, вдруг метнулись в разные стороны, и заинтересованным зрителям открылось жуткое зрелище. Обнаженная женщина висела между двух беснующихся жеребцов, привязанная к их шеям и туловищам крепкими веревками.

— Во имя веры Христовой! — взвизгнул епископ Вульфила, и конюхи, удерживавшие жеребцов, разом бросили поводья.

Кони с места понесли по широкому проходу, предназначенному для скачек, между рядами потрясенных зрителей, вызвав у присутствующих вздох ужаса и изумления. А потом наступившую тишину прорезал страшный женский крик. Кони миновали живой коридор из человеческих тел и понеслись в разные стороны, разрывая на части ту, которая еще недавно звалась Прекрасной Ладой.

Первым опомнился Мамий — это он разбросал в стороны мечников-готов и позволил Сару нанести единственный, но точный удар клинком в бок Германа Амала. Верховный вождь готов покачнулся и повалился на руки своих ближников, но еще раньше пали на помост русколанские вожди, пронзенные сразу десятком мечей.

— Бей русколанов! — пронесся над полем страшный крик, и сотня конных готов с воем набросилась на несчастных бояр, среди которых находился Руфин. Патрикия спасла одежда готского покроя. В поднявшейся кровавой суматохе его посчитали своим. И он сумел выбраться из кровавой ловушки, устроенной русколанам Германом Амалом. Бойня шла уже по всему полю. Руфин вдруг увидел перекошенное лицо Придияра Гаста, потрясающего окровавленным мечом и услышал его хриплый голос:

— Уходим, патрикий!

Судя по всему, Германарех обрек на смерть не только Синиладу, но и всех участников вчерашней мистерии. Во всяком случае, его дружинники атаковали вестготов Оттона и Придияра с не меньшим рвением, чем русколанов. Однако в данном случае они получили нешуточный отпор. За спиной у вестготских вождей было никак не менее сотни дружинников, облаченных в доспехи. Они без труда разорвали железное кольцо и ринулись прочь от помоста, давя копытами коней всех, кто осмеливался встать на их пути. Мирные танские обыватели, покинувшие в этот день родной город ради интересного зрелища, ринулись врассыпную, увлекая за собой пеших готов, которые вовсе не собирались умирать в угоду своему вождю. Оттон и Придияр во главе своих дружинников без труда пробились к русколанам и соединились с ними на обрывистом берегу Дона. Готы их, казалось, больше не преследовали. Как не преследовали они и антов княжича Белорева, в рядах которых находился и Марцелин. Всего под рукой боярина Гвидона собралась довольно внушительная рать в пять сотен конников, готовых дорого продать свои жизни.

— Надо бежать, Гвидон, — крикнул Белорев. — Конница Германареха на подходе. Их вдесятеро больше, чем нас.

Руфин приподнялся на стременах и без труда убедился в правоте слов антского княжича. Из-за дальнего холма уже выкатывалась лавина ощетинившихся копьями всадников. Вообще-то готы уступали русколанам в конном бою, предпочитая сражаться пешими. Но Германарех в последнее время стал набирать в свою конницу сарматов и скифов, издавна живших в Причерноморье. А эти умели драться верхом. В данном случае на стороне воинов Германареха было еще и превосходство в численности, не говоря уже о вооружении.

— Отходим к стану, — крикнул Гвидон.

— А не лучше ли рассыпаться по степи? — возразил Белорев. — Пусть ловят нас поодиночке. Или переправиться через Дон.

— Слишком глубоко, — покачал головой Оттон. — Они испятнают нас стрелами раньше, чем мы доберемся до противоположного берега.

Прорываться сквозь плотные ряды сарматской конницы было бы безумием. Отступать к городу, где уже выстраивалась пешая готская фаланга, значило погибнуть наверняка. Именно поэтому Гвидон принял единственно верное, по мнению Руфина, решение: он повел своих людей на холм, где был расположен русколанский стан. Русколаны доскакали до холма раньше, чем до него добрались конные сарматы, и даже успели выставить кругом телеги, дабы не позволить своим врагам взять стан с наскока. Град стрел обрушился на атакующих сверху вниз и заставил их придержать коней. Урусколанов появилось время для того, чтобы облачиться в доспехи и прийти в себя после неожиданного нападения. Женщин в их стане не было. Имущество и шатры никто спасать не собирался.