Золото и мишура - [9]

— Я это сделал, потому что боюсь их.

— Боишься?! — спросила она, понимая, что муж сказал ей правду. — Скажи, а не стоял ли Найджел за теми людьми, что на прошлой неделе ворвались и разгромили твой винный завод?

— Да, Клаудиа, и потому, умоляю тебя, сделай, как они говорят. Отдай им то, что они хотят. Эти люди чрезвычайно опасны.

Страх мужа передался и ей.

— А что они могут сделать, как ты думаешь? — прошептала Клаудиа.

Ги сжал кулаки, затем медленно разжал.

— Билли Чинг… — прошептал Ги. — Он особенно страшен. В Париже я разговаривал со свояком, а он, в свою очередь, беседовал с некоторыми банкирами. Говорят, будто гонконгский банк Билли помогает отмывать деньги Триадам…

— Кому?

— Бандитским кланам Гонконга. Китайцы во всем мире тесно повязаны с уголовщиной, а Гонконг нечто вроде их родового гнезда, во всяком случае он останется таковым еще минимум восемь лет, покуда коммунистический Китай не присвоит себе эту британскую колонию. Найджел хочет уговорить тебя, чтобы ты вместе с ним выступила против отца. Однако если ты не согласишься…

— Что тогда?

— Билли Чинг послал предупреждение, организовав разгром винного завода. Предупреждение нужно понимать так, что они в крайнем случае будут готовы применить силу.

— Бог ты мой, это как же?

— Не знаю, да и знать не хочу.

Клаудиа принялась кружить по спальне, стараясь хоть как-то успокоиться.

— Ну хорошо, — сказала она наконец, — не будем паниковать. Никаких громких сцен. Я скажу Найджелу завтра утром, что хочу съездить в Калифорнию и переговорить с отцом. Ты отправишься в свой замок. Чтобы выбраться с этой чертовой яхты, мы сделаем вид, будто намерены принять их предложение. — Неожиданно Клаудиа резко обернулась к мужу. — Но почему же ты раньше ничего мне не рассказывал, Ги? Вот чего никак не могу понять. Почему ты не доверяешь мне?

Ги соскочил с постели.

— Ты, только ты! — выкрикнул он. — Неужели только об этом и можешь сейчас думать? Все только о себе! А как же я? Как же мой замок, который принадлежал моим предкам триста лет? Или ты думаешь, что нужно и замок поставить на карту ради твоего проклятого американского ранчо, на которое мне тридцать раз наплевать?!

— О чем ты говоришь-то?!

Ги пересек спальню, подошел к одному из полированных шкафов, открыл верхний ящик, вытащил оттуда портмоне и извлек из него в несколько раз сложенный листок бумаги, который сунул Клаудии.

— На следующее утро после того, как неизвестные вломились на завод, — шепотом сказал Ги, — я получил это по почте. Это — второе предупреждение Билли Чинга.

Клаудиа развернула письмо и увидела два небрежно сделанных рисунка. Один изображал Шато де Субиз — с легко узнаваемыми круглой башней и островерхой крышей. Над крышей был изображен огонь.

Второй рисунок был и того хлеще: грубо нарисованный нож отрезал мужские гениталии.

Еще через день утром лайнер «Конкорд» взлетел со взлетнопосадочной полосы международного аэропорта имени Шарля де Голля и принялся вспарывать своим вытянутым заостренным носом хмурое свинцовое небо. В салоне самолета, расположившись в одном из тесно поставленных кресел в правом ряду, Клаудиа посмотрела в иллюминатор и увидела, как наполовину скрытая тучами оставалась под крылом Европа. По прошествии двух лет она возвращалась домой и в глубине души была уверена, что никогда больше не вернется во Францию, во всяком случае как графиня де Субиз. Действительно, угроза, что замок сожгут, а его самого кастрируют, до смерти перепугала Ги. Но главное — он не рассказал ей всю правду и, значит, не до конца верил ей. Вместо этого согнулся, как былинка под ветром, перед Найджелом и Билли и фактически отдал в их холеные руки свою ничего не подозревающую жену. Предательство мужа было сродни бесчестию, которого гордость и любовь Клаудии выдержать не могли. Как только возникла угроза, что фамильный замок может быть сожжен, Ги тут же продемонстрировал приоритеты своей жизни: замок оказался для Ги важнее жены. Возможно, в данном случае она не была беспристрастной, однако Клаудиа не могла больше любить мужа, как бы несправедливо, даже жестоко по отношению к нему это ни было. Она пока не сказала Ги, однако приняла твердое решение получить развод.

Клаудиа полагала, что развод — вполне ординарная вещь, но сейчас, когда из области теории данный шаг превратился в неизбежность, через которую следовало пройти, она неожиданно для себя почувствовала такую горечь, о какой ранее даже и понятия не имела. «Мне сейчас двадцать пять, я одинока, и мне предстоит настоящая война. Смогу я все это вынести, пережить?» — думала она вновь и вновь. Билли Чинг, его безупречный оксфордский акцент… И Найджел, такой пленительный мужчина, такой богатый, оказавшийся в самом сердце британского истеблишмента… они способны, подобно уголовникам, прибегнуть к насилию?

«Некоторые называют его пиратом», — звучали у нее в ушах слова Родни. Разбитые бутылки с коньяком, вульгарные угрозы сжечь и кастрировать. Да, наверное, такое возможно. Ей удалось сравнительно спокойно покинуть яхту, однако по поводу того, что она видела Найджела и Билли последний раз, — на сей счет Клаудиа не заблуждалась. Яхта была всего лишь своего рода пристрелкой в войне за право обладания ранчо «Калафия». Учитывая связь Билли с гонконгскими Триадами, война предстояла долгой и кровопролитной, подобно Тонговым войнам прошлого столетия. Что ж, ее предки, в частности Эмма, пережили кое-что похуже. Так что и Клаудиа обязана выжить в этой войне.