Золото и мишура - [215]

— Вы сумели влюбиться в Кати за десять минут, а я влюбилась в Ги минут через пять.

Он улыбнулся.

— И посмотрите теперь, чем мы оба закончили. Вот так.

Дом был симпатичной калифорнийской версией построек в новоанглийском стиле, хотя и был он построен из светлого камня, а не из досок.

— Мне нравится ваш дом, — сказала Клаудиа, когда они остановились возле парадной двери.

— Спасибо. Я купил его в прошлом году и назвал «Заложенным Поместьем». Сейчас строю теннисный корт. — Артур открыл входную дверь и вошел первым, чтобы включить в холле свет. И тотчас раздались звуки Третьего концерта Рахманинова.

— Горовиц, — пояснил он, когда Клаудиа переступала порог. — Чувствуйте себя как дома, а я пойду приведу Джила.

Клаудиа вошла в просторную гостиную. На стенах мерцали разным светом три электронные скульптуры, озаряя две огромных размеров картины современных художников. Интерьер выглядел очень современным. Ее отец, например, ненавидел подобный стиль, однако здесь чувствовался хороший вкус.

— Привет.

Обернувшись, она увидела стоявшего в дверях мальчика. Будучи похожим на отца, он был очень красив.

— Джилберт, — представился он. — Отец просил вам передать, что он пошел достать немного вина. И он был прав.

— В чем же он был прав?

— Он сказал, что вы выглядите прямо как принцесса Дайана.

— Благодарю за комплимент.

— Но только вы умнее ее.

Клаудиа рассмеялась.

— Джилберт, ты слишком много разговариваешь, — сказал появившийся позади него Артур, в руках которого были два светло-зеленых бокала. — Мы наскоро сообразим сейчас, затем я отвезу вас в отель. Вы что думаете насчет Джилберта?

— Думаю, что он очень красив и очень добр.

— На самом деле это не так, — возразил Джилберт. — Я самый настоящий грубиян.

— Его слова, не мои, — сказал Артур, протянув Клаудии бокал. — За Калифорнийский парк «Калафия», — и он прикоснулся краем своего бокала к бокалу Клаудии.

— О нет, он будет именоваться «Коллингвудовский Калифорнийский заповедник».

— По-моему, звучит отлично. Ваше здоровье!

Они посмотрели друг другу в глаза и пригубили вино. «Интересно, — подумала она, — прилично ли спать с собственным юристом? Конечно, если он об этом попросит».

На следующее утро в 6.30 Клаудиа одела костюм для пробежек, завязала шнурки «рибоков» и вышла из отеля, чтобы пробежать свои две мили. Направилась она на юг и побежала через земли Сельского клуба «Бель Эйр». Дорога была абсолютно пуста.

Она уже одолела первые полмили, как внезапно серая «тойота» притормозила и двинулась вровень с Клаудией, держась за спиной бегуньи. Но вот автомобиль резко рванул, и из него раздались выстрелы. За какие-нибудь две секунды до ранения Клаудиа почуяла опасность и попыталась убежать с дороги. Но тут рванувшая машина сильно ударила ее, и Клаудиа пролетела по воздуху футов двадцать, приземлившись в кустах.

«Тойота», за рулем которой сидел азиат, умчалась.

Джеффри Бретт изнывал от страха. Известие об «инциденте» с Клаудией, который едва не окончился ее смертью, поверг Джеффри в состояние паники, потому что он знал, что это был отнюдь не инцидент. Артур позвонил ему и сообщил, что был совершен на Клаудию автомобильный наезд, однако же она осталась в живых и с переломанным бедром доставлена в больницу «Седарс-Синай». Сломаны были также правая нога, два ребра, не считая многочисленных контузий. Но самое ужасное — она была в состоянии комы. Доктора высказывали надежду, что она выживет, однако как только речь заходила о коме, они становились более осторожны в своих высказываниях. Мощнейший удар пришелся в затылочную часть черепа, и существовала опасность того, что Клаудиа не сможет никогда прийти в себя.

В своем просторном рабочем кабинете на 58-м этаже Джеффри расхаживал от окна к окну. Под ним расстилался весь Сан-Франциско. Джеффри мог хорошо разглядеть сейчас Ринкон-Хилл, где сто сорок лет назад Скотт Кинсолвинг выстроил деревянный особняк, куда и привез свою молодую жену. Нынче Ринкон-Хилл был западной оконечностью города. Мог Джеффри видеть и Ноб-Хилл, где Эмма и Арчер выстроили свой дворец в псевдоренессансном стиле, на месте которого стоял теперь двадцатиэтажный отель.

Клаудиа сказала, что он предал семью. Видит Бог, кого только в семье не было — и нечестные люди и простолюдины, наиболее яркими примерами которых были Слейд Доусон и Лоретта Доусон. Однако же в настоящее время Коллингвуды были семейством сродни Рокфеллерам, Меллонам, Фордам, Дюпонам. Окруженные ореолом всего самого лучшего, они, без сомнения, приблизились к положению монархов, насколько вообще было можно стать монархом в Соединенных Штатах.

Однако же все они были не выше Закона этой страны. Вытащив из кармана платок, Джеффри промокнул лоб. Клаудиа была права: он конечно же предал семью, и за свое отступничество может поплатиться самым ужасным для члена семейства Коллингвудов образом — угодить в тюрьму. И все из-за старейшего порока людского — жадности.

Будучи одним из богатейших людей в Америке, имея доход примерно в пять миллионов долларов в год, Джеффри умудрялся проживать около семи миллионов ежегодно. Был даже такой год, когда он потратил девять миллионов. Деньги шли, разумеется, и на женщин, потому что спать с Ирен было все равно что спать с эскимо и потому у Джеффри были развлечения на стороне: высококлассные шлюхи и несколько дочек тех людей, с которыми у Коллингвудов были деловые отношения. Быть Коллингвудом — значило быть сексуальным: положение, известность и богатство были тем самым огоньком, вокруг которого, как мошкара, постоянно кружились девушки.