Золото гоблинов - [3]
Улыбнувшись про себя этим будущим поколениям, я пригубил свой Napoleon St-Remy, с золоченым профилем императора на этикетке. Творческий человек всегда пил из того самого стаканчика, который сжимал я сейчас в руке. Давно еще позабытый Алексеем в моей тогдашней квартире, подарок Кати Штерн так у меня и прижился.
Как согревает рюмка коньяку,- а то и две, и три – в осенний промозглый вечер у окна, за которым воздушная пропасть. На ее черном дне трогательными огоньками переливается море непритязательных домиков темного, как бы закопченного кирпича. Грохот дорожного движения со скоростного шоссе почти не слышен. С моего двенадцатого этажа кажется, что за занавесками этих домов таится уютная, справедливая, настоящая жизнь.
– Ценю твое благородство,- сказал я,- но сирот и вдов я грабить не намерен. Кстати, мне уже предлагали за компьютер три тысячи.
– Кто?- встрепенулась Жозефина.
– Сама знаешь.- Взгляд мой невольно поймал серебряный стаканчик в пятнах окиси.
– Не смей отдавать компьютер этой потаскушке! – оскалилась Жозефина.- Уж она-то точно ничего не понимала в АТ.
– Не беспокойся. Слушай, а как у вас с Дашей с деньгами?
– Двенадцать тысяч канадскими осталось у него в банке, а страховая компания до сих пор ведет расследование. Какая-то сволочь передала им некролог в "Экзотерическом вестнике". Тот самый, где свора его коллег пишет о неладах в семейной жизни, о разочаровании в своей профессии и в своей стране, о том, что он, видите ли, достиг такой степени внутреннего опустошения, когда смерть стала единственным выходом. Ну, во-первых, можешь представить, каково все это было читать мне. А во-вторых, ты знаешь, конечно, что при самоубийстве страховка не выплачивается. Так что не исключено, что мы совсем обнищаем. Пенсия будет, но ничтожная.
– Я могу дать официальные показания страховой компании.
– Спасибо, я попрошу тебя, если потребуется.
Нет, пожалуй, не корысть привела ко мне Жозефину, она всегда была бессребреницей и спокойно терпела первые семь лет их совместной жизни, пока АТ перебивался то внештатной журналистикой, то жалкими выступлениями по сотне-другой за вечер. Но овдовела она, уже привыкнув к приличным заработкам АТ, а на дворе стояли девяностые годы. Защитив диссертацию, Жозефина уже третий год каждую весну подавала заявления в университеты -от Лос-Анджелеса до Новой Шотландии, собирала рекомендации, ездила на собеседования, однако так и оставалась почасовиком при Монреальском университете, с ничтожным жалованьем и ничтожной надеждой на полную ставку.
– Так что же? Две с половиной тысячи я бы тебе заплатил, только в рассрочку, если можно.
– Дай подумать. Знаешь,- голос ее вдруг смягчился,- во мне борются инстинкты вдовы, очень хочется взять компьютер на память, и матери – денег по-прежнему негусто, а девочка растет. И тебя не хочется обижать. Так что я, наверное, соглашусь. Только главное: мне нужны будут копии всех файлов. Давай я возьму у тебя машину на время, перепишу все на свой компьютер, а потом верну. Хорошо?
Я замолк в замешательстве. Выступая не в качестве вдовы АТ, а в роли доктора эллоноведения, Жозефина могла составить себе некоторую репутацию публикацией посмертных материалов Татаринова, гибель которого вызвала немалую скорбь в экзотерических кругах. Но отношения между ними в последние три года, когда Алексей начал проводить добрую половину времени в России, были далеки от безоблачных. Не раз, когда АТ отсутствовал, доводилось мне выслушивать от Жозефины по телефону обвинения разнообразные и бестолковые. Она ревновала его к Кате Штерн, к Марине Горенко, к безымянным поклонницам, порою даже ко мне, а более всего, вероятно, к его же собственному таланту. Он платил ей возрастающим отдалением. В архиве АТ вполне могли найтись наброски или дневниковые записи, обидные для вдовы. И, возможно, они интересовали ее не меньше, чем наброски эллонов, а уж со словарем она их как-нибудь бы одолела.
– Дело в том, что главный участок жесткого диска заблокирован,-сказал я.- Даже у меня нет доступа к этому архиву.
Я отвел ее в свою крошечную спальню, к письменному столу, где на экране включенного компьютера издевательски мигала надпись "введите пароль". Компания, разработавшая шифровальную программу, утверждала, что даже ее специалисты не могут восстановить забытого или потерянного пароля. Жозефина беспомощно взглянула на "Макинтош" и вдруг зарыдала. Я по-братски обнял ее за плечи, пытаясь успокоить, а она прижалась ко мне, расплакавшись.
Уже два месяца, как выписали меня из московской больницы и позволили вернуться в Монреаль, сняв предъявленное было уголовное обвинение. Жозефина не случайно застала меня дома: я выхожу редко, и когда автоответчик с наигранной энергичностью сообщает звонящим об отсутствии хозяина, то последний чаще всего сидит в кресле по соседству, даже не прислушиваясь к сообщениям. Впрочем, я почти никому не перезваниваю, и день ото дня все меньше людей желает со мною связаться. Сбережения мои почти на исходе, но позавчера пришел первый чек пособия по безработице, в размере скромном, однако достаточном для сравнительно безбедного коротания дней.
Бахыт Кенжеев. Три стихотворения«Помнишь, как Пао лакомился семенами лотоса? / Вроде арахиса, только с горечью. Вроде прошлого, но без печали».Владимир Васильев. А как пели первые петухи…«На вечерней на заре выйду во поле, / Где растрепанная ветром скирда, / Как Сусанина в классической опере / Накладная, из пеньки, борода».
Всю жизнь Бахыт Кенжеев переходит в слова. Мудрец, юродивый, балагур переходит в мудрые, юродивые, изысканные стихи. Он не пишет о смерти, он живет ею. Большой поэт при рождении вместе с дыханием получает знание смерти и особый дар радоваться жизни. Поэтому его строчки так пропитаны счастьем.
В книге известного популяризатора науки Петра Образцова и его однокурсника по химическому факультету МГУ, знаменитого поэта Бахыта Кенжеева повествуется о десятках самых обычных и самых необычных окружающих человека веществах – от золота до продуктов питания, от воды до ядов, от ферментов и лекарств до сланцевого газа. В конце концов сам человек – это смесь химических веществ, и уже хотя бы поэтому знание их свойств позволяет избежать множества бытовых неприятностей, о чем в книге весьма остроумно рассказывается.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Бахыт Кенжеев – известный поэт и оригинальный прозаик. Его сочинения – всегда сочетание классической ясности и необузданного эксперимента. Лауреат премии «Антибукер», «РУССКАЯ ПРЕМИЯ».«Обрезание пасынков» – роман-загадка. Детское, «предметное» восприятие старой Москвы, тепло дома; «булгаковская» мистификация конца 30-х годов глазами подростка и поэта; эмигрантская история нашего времени, семейная тайна и… совершенно неожиданный финал, соединяющий все три части.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Есть люди, которые расстаются с детством навсегда: однажды вдруг становятся серьезными-важными, перестают верить в чудеса и сказки. А есть такие, как Тимоте де Фомбель: они умеют возвращаться из обыденности в Нарнию, Швамбранию и Нетландию собственного детства. Первых и вторых объединяет одно: ни те, ни другие не могут вспомнить, когда они свою личную волшебную страну покинули. Новая автобиографическая книга французского писателя насыщена образами, мелодиями и запахами – да-да, запахами: загородного домика, летнего сада, старины – их все почти физически ощущаешь при чтении.
«Человек на балконе» — первая книга казахстанского блогера Ержана Рашева. В ней он рассказывает о своем возвращении на родину после учебы и работы за границей, о безрассудной молодости, о встрече с супругой Джулианой, которой и посвящена книга. Каждый воспримет ее по-разному — кто-то узнает в герое Ержана Рашева себя, кто-то откроет другой Алматы и его жителей. Но главное, что эта книга — о нас, о нашей жизни, об ошибках, которые совершает каждый и о том, как не относиться к ним слишком серьезно.
Петер Хениш (р. 1943) — австрийский писатель, историк и психолог, один из создателей литературного журнала «Веспеннест» (1969). С 1975 г. основатель, певец и автор текстов нескольких музыкальных групп. Автор полутора десятков книг, на русском языке издается впервые.Роман «Маленькая фигурка моего отца» (1975), в основе которого подлинная история отца писателя, знаменитого фоторепортера Третьего рейха, — книга о том, что мы выбираем и чего не можем выбирать, об искусстве и ремесле, о судьбе художника и маленького человека в водовороте истории XX века.
Восточная Анатолия. Место, где свято чтут традиции предков. Здесь произошло страшное – над Мерьем было совершено насилие. И что еще ужаснее – по местным законам чести девушка должна совершить самоубийство, чтобы смыть позор с семьи. Ей всего пятнадцать лет, и она хочет жить. «Бог рождает женщинами только тех, кого хочет покарать», – думает Мерьем. Ее дядя поручает своему сыну Джемалю отвезти Мерьем подальше от дома, в Стамбул, и там убить. В этой истории каждый герой столкнется с мучительным выбором: следовать традициям или здравому смыслу, покориться судьбе или до конца бороться за свое счастье.
Взглянуть на жизнь человека «нечеловеческими» глазами… Узнать, что такое «человек», и действительно ли человеческий социум идет в нужном направлении… Думаете трудно? Нет! Ведь наша жизнь — игра! Игра с юмором, иронией и безграничным интересом ко всему новому!