Золото Алдана - [192]

«Истинная вера не та, что гонит, а та, что терпит гонения. Истинно то, что со времен Христа, а не искаженное в угоду властолюбцам», — говорили старолюбцы и шли на смерть. В России настало лютое время: сотнями и тысячами сжигали людей, резали языки, рубили головы, ломали клещами ребра; тюрьмы и подземелья монастырей были переполнены страдальцами за Христову веру.

Духовенство и гражданское правительство люто истребляли своих же родных братьев — русских людей. Никому не было пощады: убивали не только мужчин, но и женщин и даже детей. Особенно поусердствовала в этом царевна Софья, издавшая в 1685 году против старообрядцев 12 грозных статей. Одна из них гласила: «Если кто из старообрядцев… и раскается, исповедуется и искренне пожелает причаститься, то его, исповедовав и причастив, все-таки казнить смертию безо всякого милосердия».

В результате Раскола в России произошло первое выбраковывание всего генетически ценного и сильного, продолженное в последующие века и завершившееся двумя опустошительными волнами: в Гражданскую войну и в ходе репрессий тридцатых годов 20 века.

Само слово старообрядчество не передает с должной полнотой суть явления. Смысл старообрядчества его оппоненты обычно сводили к обрядоверию, но это неверно. Старообрядцы были готовы претерпеть муки и пойти на смерть не ради самих обрядов, а во имя сохранения в неприкосновенности православной веры, «древлецерковного благочестия», порушенного реформой Никона. Они отстаивали незыблемость обрядов потому, что они есть символы, выражение веры. Реформой был затронут и такой важный обряд, как крестное знамение. Никон личным, ничем не обоснованным циркуляром изменил этот освященный Стоглавым собором обряд. Соборы 1666–1667 годов, поддержав Никона, не только утвердили новшества, но и объявили старое крестное знамение еретическим, что было неверно по существу.

Если пролистать страницы истории Руси, то приходишь к горькому и парадоксальному выводу: большинство реформ, задумываемых под завесой самых благих намерений, в итоге только ухудшали жизнь народа, ослабляли его корень, потому что проводились они не ради большинства, а для удовлетворения интересов самих реформаторов.

Старая Россия, сломленная и проклятая, оборванная на полуслове, не исполнившая своих заветов, осталась с расколом. Новая, наследниками которой мы являемся, пошла за Петром. А та, которая могла явиться из самостоятельного пути, не внедрявшая бы передовое насильно, а производившая его естественным ходом развития, так и не явилась на свет. А то, что она могла явиться, что в народе было для этого творческое и духовное обеспечение, больше всего расколом и доказывается.

Самым сильным аргументом в руках сторонников староверия было убеждение, что Первый и Второй Рим пали именно из-за измены первородному православию. Вновь насаждаемое православие, утвердившееся и почитаемое в Греции и Сербии, с точки зрения сторонников староверия было ущербным, неугодным Творцу. За что Он их и покарал, отдав эти страны под власть иноверцев.

Старолюбцев страшило, что, если изначальное нестяжательное православие не противопоставит антихристу силу веры, питаемую идеей богоизбранности русского народа, то такая же участь постигнет и Москву. Они всегда смотрели на себя как на последний оплот истинного православия на земле. Противление любым изменениям и новинам не только в церковных книгах и обрядах, но и в одежде, быту, стало целью их жизни.

Государство отвечало на это волнообразными гонениями. Император Петр I, провозгласив принцип веротерпимости, разрешил католическое, протестантское, мусульманское, иудейское вероисповедания. И только одни старообрядцы не получили свободы в родном отечестве. В царствование Петра их уже не сжигали массами, но отдельные случаи были. Им был подписан указ о наложении на староверов двойного платежа податей, также вводился оброк за ношение длинной одежды и бороды.

Только в конце 18 века во времена Екатерины Великой произошло первое заметное послабление староверам, с условием регистрации их как раскольников в метрических книгах волостных правлений. При этом самые принципиальные старообрядцы отказались официально (через метрические книги) регистрироваться в раскол, считая раскольниками не себя, а как раз служителей господствующей церкви, исказивших отеческое православие. Поэтому запись в раскол ими воспринималась как признание своей неправоты.

В итоге уже в самой среде староверов рождается радикальное странническое или бегунское согласие, в котором идеализируется и приветствуется побег из мира, за пределы «антихристова царства». Бегуны, уходя в изоляцию от цивилизации, отрицали не только собственность («мое» — от диавола), но и классовое разделение в обществе. Впоследствии, как следующий шаг, в середине 19 века возникают в Москве два мощных центра старообрядчества — Рогожская община поповцев и Преображенская беспоповцев.

Для старообрядчества непримиримость в вопросах веры являлась равноценной собственному спасению. Именно поэтому старообрядец есть для России новый тип человека. Его не знали ни Древняя Русь, ни Московское царство. В основе его — душевная тревога и мука, вызванная потерей святости бытия в любимой стране — матушке России.