Золотая Ригма - [37]

Менгуза долго бегала по кабарожьим тропам, принюхивалась к земле, искала свежие следы. Наконец нашла и устремилась вдогонку. Не подозревавшая опасности кабарга пощипывала лишайник, прыгала на валежник, разгуливая по стволам поваленных ветром деревьев. Услышав шелест бегущей куницы, кабарожка насторожилась. Рассмотрев врага, она пустилась вскачь в противоположную сторону. Как легко и грациозно уходила кабарга от опасности! Птицей перелетая над кустами в рост человека, спешила она к знакомому пихтачу, надеясь укрыться в его непролазной чащобе. Прихватывая тонким чутьем след, мчалась за ней вдогонку Менгуза. И хотя кабарга бегала значительно быстрее Менгузы и прыгала выше и дальше, расстояние между нами после длительного преследования начало сокращаться. Изнемогая от усталости, кабарга спустилась в застывший ключ и забежала в ветровал. Здесь и настигла свою жертву Менгуза. Будь кабарожка совершенно здоровой, может, и хватило бы у нее сил убежать от куницы, но недавняя болезнь истощила ее.

Убив кабаргу и насытившись, Менгуза с трудом затащила остатки жертвы под выворотень, затем наелась снега, утоляя жажду, и направилась к гнезду. Три ночи ходила она к своей добыче, справиться с которой ей помогли колонки и вездесущие сойки.

Недалеко от убежища Менгузы у самого ключа стояла крохотная избушка охотника Усова. Ее высота немного превышала рост человека, поэтому входивший должен был пригибаться, а затем протискиваться в узкую дверь. Маленькое подслеповатое оконце скупо освещало грубую обстановку охотничьего жилья: нары, устланные лапником и сухим вейником, жестяную печь в углу и крохотный столик, заваленный кусками засохшего хлеба, немытой посудой, пустыми гильзами. Около избушки виднелся лабаз — незатейливый помост из ряда жердей, закрепленный на деревьях, своими кронами закрывавших его от снега. На лабазе охотник хранил хлеб, сахар, крупу и мясо. Рядом лежал мешок с высохшими шкурками белок и колонков. Просыпался Усов рано. Потемну ходил за водой на ключ, готовил к завтраку неизменную похлебку и крепкий чай. На четыре стороны от избушки уходили в глубь леса путики — протоптанные в снегу тропы. На них были расставлены кулемки, замаскированные капканы. За день всех ловушек не обойти, да к этому и не стремился охотник. В кулемки попадали чаще всего колонки и норки, но иногда охотник вынимал из них и дорогую добычу — соболя. Добытых зверьков приносил в избушку, снимал с них шкурки, высушивал на правилках. Беличье мясо съедал сам, а тушки колонков разрубал пополам и клал в кулемки. Получалось у него, что колонки ловятся на колонков. Поначалу белок было много. Усов приносил их по два десятка в день. Затем их стало значительно меньше.

Менгуза тоже любила белок. Найдя гайно, она проникала внутрь и хватала спящую хозяйку. Да с некоторых пор охота на белку перестала быть удачливой: редким стал этот обычный в этих местах зверек. Исчезли и кабарожки.

Однажды, пересекая путик, Менгуза наткнулась на только что попавшего в кулемку колонка. Дурно пахнущее мускусом мясо рыжего зверька ее обычно не привлекало, но на этот раз Менгуза была так голодна, что от колонка вскоре осталась только передняя часть, придавленная бревном кулемки. После этого случая Менгуза часто направлялась вдоль путика, если ее охота протекала неудачно. На путике всегда можно было утолить голод если не попавшим в ловушку зверьком, то приманкой, которую Менгуза научилась вытаскивать из ловушек для себя. Огорчению охотника не было предела. Он то ставил на Менгузу крупный капкан, то ходил по ее следам в надежде встретить и подстрелить нахального грабителя. Но каждый раз получалось так, что поставленный на Менгузу капкан спускали другие звери, а выследить и догнать куницу, ночной нарыск которой достигал двадцати километров, было Усову не под силу.

Как-то охотнику удалось подстрелить у самой тропы двух косуль. Подвесив их на дерево, он хотел приберечь добычу до своего выезда из леса. Но через неделю оказалось, что одна из коз изрядно изъедена куницей. Проклиная непрошеную гостью, Усов принес капкан, поставил его под початой косулей и притрусил козьей шерстью. Чтобы куница не утащила за собой далеко капкан, он привязал к нему проволокой поленце.

Отлежавшись после сытной трапезы, Менгуза направилась снова к косулям. Стояла тихая лунная ночь. В лесу было светло. Хорошо виднелся вчерашний след. Бесшумно прыгая с валежины на валежину, Менгуза пробиралась к чужой добыче. Вот и косули. Подвешенные за нижние сучки дерева, они были недоступны колонкам и волкам, но от медведей и куниц добычу не спрячешь. Легко взобравшись на дерево, Менгуза прыгнула на ту косулю, что поближе, и, повиснув на ней, принялась за ужин. Насытившись, она решила спрыгнуть прямо на землю и угодила задней лапой в капкан. Почувствовав под пятой железо, Менгуза молнией метнулась в сторону, но дужки капкана успели сомкнуться на одном из ее пальцев. Круто развернувшись, хищница с ожесточением накинулась на «врага», но капкан держал крепко. Тогда Менгуза поползла, волоча его за собой. Выбившись из сил, она отдыхала на снегу, а затем снова продолжала ползти. Когда поленце застревало в валежнике, куница оборачивалась, в бешенстве грызла капкан и снова тащила его под косогор.