Золотая решетка - [22]

Маленькая колония продолжала жить своей жизнью. Агнесса перестала ждать писем. О своей семье она старалась не думать, быть может, потому, что уже не надеялась получить от них весточку, вообще перестала надеяться, что появление почтальона может внести что-то новое в ее жизнь. И вот тут-то пришла открытка с межзональным штемпелем. Это писали Буссардели.

В первую минуту Агнесса не испытала ни малейшего потрясения. Она прекрасно помнила почерк каждого члена семьи: отца, матери, братьев, тети Эммы; открытка была написана чужой рукой, и Агнесса поняла, кто ей пишет, лишь наткнувшись глазами на подпись: Жанна-Симон Буссардель. Жанна-Симон была женой ее старшего брата, возможно, единственным человек ком, который сохранял, и сохранял не случайно, нейтралитет в семейной драме, разыгравшейся три года назад: девушка, почти девочка - ей было тогда всего девятнадцать лет, - Жанна по молодости не участвовала в семейной междоусобице. Было что-то чисто буссарделевское в том, что именно Жанну-Симон выдвинули в качестве автора этого послания. Она могла подтвердить получение посылки, и в то же время клан оставался в стороне.

Агнесса сунула открытку в карман длинного передника, который она надевала для работы в саду. Рядом стояла Ирма, это она получила почту и прибежала сюда на виноградник лично вручить ее Агнессе. В последнее время не хватало химикатов, и Агнесса подолгу задерживалась на винограднике, ухаживая за лозами и еще совсем зелеными кистями винограда. Агнесса молча выслушала обычную порцию пересудов и слухов, затем Ирма ушла, и тогда хозяйка мыса Байю уселась в прозрачной тени оливкового дерева, чтобы спокойно прочитать письмо.

Она внимательно рассматривала прямоугольник дешевой бристольской бумаги, внешним видом напоминавший проспект: все - и скупо отмеренные в печатном тексте пробелы для ответа, и грозные предостережения, и напоминания, - все обезличивало этот листок, обесчеловечивало. И все же Агнесса сразу увидела слово "Париж", выведенное перед датой, и у нее забилось сердце: слова послания глядели на нее сквозь решетку рукописного и печатного текста:

"Семья здорова, за исключением дяди Теодора - болен грудной жабой. Симон в плену, адрес следует ниже. Посылка с продовольствием получена".

Ее брат в лагере для военнопленных! Старший брат! Наконец-то сердце всколыхнулось в Агнессе, горло сжалось. Отовсюду наплывали образы прошлого, и, сидя под оливковым деревом, она почувствовала, как вокруг нее сплетается хоровод воспоминаний, радостей и бед, которыми до краев было полно ее детство, юность со всеми пылкими и животворными спорами, с мгновенными взрывами неприязни, скреплявшей взаимное уважение, ибо Агнесса во многих событиях личной и семейной жизни находила себе в лице умницы Симона достойного противника. И обе брачные церемонии представились Агнессе во всей их пышности, похожие, как две капли воды, обе происходили в соборе Сент-Оноре д'Эйлау, где Симон, похоронивший первую жену, вскоре сочетался новыми узами с молоденькою сестрою покойной лишь для того, чтобы не ушло из рук состояние тестя.

Симон в лагере для военнопленных! Этот уверенный в себе и в своем будущем Симон, в сущности уже ставший главой семьи, сильный, красивый мужчина... Трудно было представить себе этого Симона, подвергавшегося лишениям, мукам холода или жары, поедаемого насекомыми, вынужденного валяться рядом бог знает с кем, терпеть всяческие унижения со стороны немцев; а ведь, кроме этих страданий, было еще отчаяние, утрата надежд, репрессии, которыми кончаются неудачные попытки к бегству, не говоря уже об опасности бомбардировок... Агнесса не очень ясно представляла себе повседневный быт военнопленных, зато она вспомнила, как полгода тому назад в Марселе почти наобум заявила гостям Мано, будто у нее родственники в плену, и теперь подумала, что ведь так оно и есть, что этим родственником оказался Симон, что она в сущности сказала жестокую правду, и от этого у нее жарко вспыхнуло лицо. Она устыдилась своей ненужной лжи, и в то же время возникло смутное ощущение ответственности.

Она поднялась, направилась к дому. В письме был указан адрес брата; это неслучайно - значит, можно ему писать. Должно быть, именно беда, в которую попал Симон, заставила их ответить. Как все-таки хорошо и удачно, что она послала тогда эту посылку с продуктами. Она была довольна собой сверх всякой меры. Решила, не откладывая, собрать новую посылку для брата, постараться, чтобы она была еще лучше, чем первая. Она заперлась в кладовке, начала готовить тару и вдруг сообразила, что у нее нет посылочного ярлыка, который требовался, согласно распоряжению немецких властей. Отчаяние охватило ее, она села на табурет, руки у нее опустились.

Необходимо завтра же пораньше отправиться в Гиер. Сегодня уже поздно, она не успеет добраться туда, а главное - возвратиться вовремя. Остров был отрезан от мира. Другое дело Гиер, там у нее имелось множество знакомых, и уж кто-нибудь, черт побери, поможет ей выйти из затруднения, добудет ярлык.

Таким образом, у нее еще было сколько угодно времени, чтобы читать и перечитывать "семейную открытку". Вчитываясь, она вопрошала, искала ответа. Одно стало ей ясно: семейство Буссарделей, укрывшееся за спиной Жанны-Симон, по-прежнему держалось холодно и настороженно. Вникнув в каждое слово, Агнесса поняла, что послание было намеренно сведено к минимуму. Были перечеркнуты даже несколько граф, которые можно было бы заполнить, ответив на вопросы, напечатанные типографским способом; из десяти строчек открытки были заполнены только пять; две линеечки внизу содержали лишь адрес военнопленного; наконец, еще ниже, слева, где имелась готовая формула, напечатанная курсивом: любим, помним, целуем, - были зачеркнуты два крайних слова и оставлено только среднее. Кстати сказать, в открытке подтверждалось получение посылки, но без всяких выражений благодарности.