Золотая Орда. Между Ясой и Кораном. Начало конфликта - [9]
Суждение Роджера Бэкона о «религиозном учении» и устремлениях монголов опирается, в первую очередь, на послание хана Менгу, которое Вильгельм де Рубрук привез своему королю. О содержании этого послания Роджер Бэкон узнал из уст самого брата Вильгельма. Напомню мысль Роджера Бэкона: «Quidam vero ardent libidine dominandi, ut Tartari secundum quod imperator eorum dicit unum dominum debere esse in terra sicut unus Deus in coelo, et ille dominus debet ipse esse et constitui, ut patet in epistola quam misit domino Ludovico regi Franciae, in qua petit ab eo tributum» — «А другие горят желанием повелевать, как тартары, поскольку их правитель говорит, что должен быть один господин на земле, так же, как на небе есть только один Бог, и этим господином должен быть провозглашен он сам, как ясно из письма, которое он послал королю Франции господину Людовику, в котором он требует от последнего дани».
В отчете Вильгельма де Рубрука имеется перевод первых строк этого письма на латынь: «Preceptum eterni Dei est. In celo non est nisi unus Deus eternus, super terram non sit nisi unus dominus Chingischan, filii Dei, Demugin Cingei, id est sonitus ferri». Ipsi vocant Chingis sonitum ferri, quia faber fuit; et in superbiam elati, dicunt eum modo filium Dei» — «Заповедь вечного Бога — на небе есть лишь Бог единый и вечный, на земле да не будет иного владыки, кроме Чингисхана, сына Бога, Демучин Чингая, что означает 'звон железа'». Они называют Чингиса "звоном железа", потому что он был кузнецом, и они, вознесясь в гордости, именуют его не иначе, как сыном Бога» (Itinerarium. XXXVI. 6).
Отметим первое расхождение: если в тексте письма единственным владыкой земли назван Чингис-хан и такова заповедь вечного Бога, то в пересказе Роджера Бэкона господином мира назван отправитель послания, т. е. сам хан Менгу, а повеление или санкция Бога даже не упоминается. В конструкции Роджера Бэкона повеление Бога, вручившего власть Чингис-хану, заменено желанием монголов повелевать. Небесный приказ переоформлен в тему человеческой гордыни. Известно, что послания и эдикты монгольских ханов начинались формулой: möngke tngruin küöündür — 'Силою вечного Неба'. Монгольская доктрина Небесного мандата оказалась настолько неприемлемой для монотеистического мышления, что была вытеснена за пределы обсуждения. Действительно, если признать санкцию Бога на создание мировой империи монголов, рухнет концепция римского престола, занятого наместником Спасителя на земле. С необходимостью встает вопрос о невозможности перевода смыслов монгольского концепта власти в рамках латинских средневековых представлений о богоизбранности правителя. Вся история взаимоотношений христианского Запада и мусульманского Востока с Монгольской империей — это история непонимания.
Послание хана Менгу в восприятии Жана де Жуанвиля, преданного спутника французского короля Людовика, окончательно утратило мотивировку, что отчасти объясняется тем обстоятельством, что Жан де Жуанвиль писал свою книгу воспоминаний спустя десятилетия, в 1309 г.
§ 490. Когда великий король татар принял послов и дары, он послал, обещав безопасность, за несколькими королями, которые еще не явились сдаться на его милость; и велел натянуть для них шатер и обратился к ним так: «Сеньоры, король Франции прибег к нашему милосердию и подчинился, и вот дань, которую он нам прислал; и ежели вы не сдадитесь на нашу милость, мы отправим его вас подчинить». И из них оказалось достаточно тех, кто из страха перед французским королем сдались на милость этого короля.
§ 491. С вернувшимися послами короля прибыли и их послы; и они привезли королю Франции послание от их великого короля, которое гласило следующее: «Мир — доброе дело; ибо на мирной земле и четвероногие мирно щиплют траву, и двуногие мирно обрабатывают землю, дающую все блага.
§ 492. И мы передаем тебе эти слова, дабы предуведомить: ты не обретешь мира, если не установишь его с нами. Ибо поднялись против нас пресвитер Иоанн, и тот король, и тот (он называл многих из них); и всех предали мы мечу. Посему велим тебе посылать нам каждый год столько золота и серебра, сколько потребно удержать нас в друзьях; а если ты не сделаешь этого, мы уничтожим тебя и твоих людей, как поступили с теми, кого называли выше». И знайте, что король сильно раскаялся, что отправил туда послов (Жан де Жуанвиль. § 490–492).
Имперский культ Тенгри (при участии несториан) был воспринят западными христианами как почитание единого Бога. Христианство так и не смогло выйти за границы собственных представлений. Сведения из отчетов дипломатических миссий францисканцев были поняты и усвоены лишь отчасти. Христианство вновь обнаружило — но уже за пределами своего опыта — границы воображаемого мира, география которого по-прежнему основывалась на Библии.
Обратную картину мы находим у персидского историка Джувайни. Он совершенно игнорирует то обстоятельство, что Чингис-хан почитал Вечное Небо. Культ Тенгри выглядит у Джувайни как следование древним монгольским обычаям. Скорее всего, культ Тенгри он обходит молчанием.
