Золотая Орда. Между Ясой и Кораном. Начало конфликта - [57]
Принято считать, что термин кам обозначает фигуру шамана. По мнению Ала ад-дина Джувайни, «причина идолопоклонства уйгур в том, что в те времена они знали науку магии, специалистов в искусстве которой они называли кам. И сейчас среди монголов есть люди, которые одержимы ubna и говорят бессмысленные вещи, и заявляют, что они обладают демонами, которые их обо всем осведомляют. Мы расспрашивали определенных людей, почитающих этих камов, и они говорят: "Мы можем слышать как демоны опускаются в их юрты через дымовое отверстие и разговаривают с ними. И, может быть, злые духи близки с некоторыми из них и имеют с ними сношения. Их сила достигает вершины сразу после того, как они удовлетворят свои желания противоестественным путем (az manfaz-i-biraz)"»[212]. Рашид-ад-дин пишет, что у монголов области Баргуджин «безмерное количество шаманов (кам), — общеизвестно, что джинны с ними разговаривают» (Рашид-ад-дин. Т. I. Кн. 1. С. 157)[213].
У кочевников Центральной Азии термин арамса (от древнетюркского irg — предсказание, пророчество, гадание[214]) употреблялся в значении 'вещий, волшебник, заклинатель' и обозначал людей, обладавших приемами пророчества и волшебства. Шаманы у древних тюрков имели дар пророчества и владели искусством гадания. «Своими жрецами ставят тех, которые, по их мнению, могут дать им предсказание о будущем» — писал Феофилакт Симокатта о древних тюрках (Феофилакт Симокатта, с. 161). Из сообщений византийских послов VI в. известно, что шаманы «предсказывали» судьбу, произнося особое заклинание arvas. Этот термин в значении 'творить, произносить заклинания' зафиксирован в Словаре Махмуда Кашгарского, а ныне бытует в языке алтайцев[215]. По материалам XIX в. прорицатели у сибирских народов, которые гадали при помощи топора, ножа, с помощь ветки горящей ели или глядя в небо, в отношении предвидения и разгадывания причин различных событий считались стоящими выше шаманов[216]. Как пишет Е. С. Новик, «грани между шаманами различных категорий и провидцами, гадателями, предсказателями в ряде случаев весьма зыбки, как зыбки и границы между простыми гаданиями и камланиями, целью которых было получение информации от духов»[217].
§ 2. Жребий прорицателей
Практика монгольских предсказаний была известна и европейским авторам, непосредственно не контактировавшим с монголами, и воспринималась она крайне негативно. Вот ее изложение в хронике Фомы Сплитского: «Видя, что судьба приносит ему удачу во всех войнах, [Чингис-хан] стал чрезвычайно надменным и превознесся гордостью. И, полагая, что в целом свете нет народа или страны, которое могли бы противиться его власти, он задумал получить от всех народов трофеи славы. Он желал доказать всему миру великую силу своей власти, доверясь бесовским пророчествам, к которым он имел обыкновение обращаться. И потому, призвав двух своих сыновей, Бата и Кайдэна, он предоставил им лучшую часть своего войска, наказав им выступить для завоевания провинций всего мира. И, таким образом, они выступили и почти за тридцать лет прошли по всем восточным и северным странам, пока не дошли до земли рутенов и не спустились, наконец, к Венгрии» (Фома Сплитский. XXXVII)[218]. В восприятии Фомы Сплитского образы Чингис-хана и Угедея слиты в одну фигуру. Основатель империи и его преемник составляют единое имперское тело. Фома говорит о двух сыновьях Цекаркана: Бату и Кадане. На самом деле Кадан был шестым сыном Угедея, а Бату — вторым сыном Джучи, т. е. оба они внуки Чингис-хана. Под «трофеями славы», видимо, следует понимать послания с требованием покорности Сыну Неба. Оформление этой доктрины приходится на время царствования Угедея и связано с культом обожествленного Чингис-хана. Трофеи славы Чингис-хану добывали его внуки. Как выглядело распространение доктрины на практике, показывает ситуация, описанная магистром тамплиеров Понсом де Обоном: «И если к ним посылают какого-либо гонца, его берут передовые в войске, завязывают ему глаза, и ведут его к своему государю, который, по их словам, должен быть владыкой всего мира» (Понс де Обон, с. 6).
Утверждению Фомы Сплитского о том, что Чингис-хан доверился бесовским пророчествам (demonum fretus auspiciis) имеется любопытная параллель в сочинении персидского писателя Джузджани (которая позволяет оценить всю степень «достоверности» сообщаемых им сведений). Чингис-хан «был сведущим в волшебстве и обмане, и многие бесы были его друзьями. Он имел обыкновение время от времени впадать в транс, и в таком обморочном состоянии вещал о многих предметах, и это состояние транса было подобным тому, в которое он впал в пору своего возвышения, когда бесы, помогавшие ему, предсказали его победы. Халат и другие одежды, бывшие на нем во время первого транса, лежали в сундуке, и этот сундук был всегда с ним. Всякий раз, когда вдохновение овладевало им, все, что он ни пожелал бы — победы, соглашения, выступление врагов, завоевание и покорение стран — все изрекалось им вслух. Специальный служитель записывал все слова, прятал запись в ларец и запечатывал его, а когда Чингис-хан вновь приходил в чувство, они перечитывали все произнесенное им по порядку, одно за другим; и согласно этому он начинал действовать, и в большей или меньшей степени, но в целом, все, действительно, имело обыкновение сбываться»
