Золотая Орда. Между Ясой и Кораном. Начало конфликта - [39]
В письме Байбарса ильхан Хулагу представлен как христианский правитель, исполнивший волю своей жены. Действительно, старшая жена Хулагу, из племени кереит, была несторианкой и покровительствовала христианам. Сам же Хулагу отдавал предпочтение своему буддийскому окружению (см.: Киракос Гандзакеци. 65). Сирийский историк Абу-л Фарадж полагал, что Хулагу был христианином. Тайные желания христиан сублимируются у Григора Акнерци в социальные фантазии: «Христиан он (Хулагу) любил более других народов и до такой степени, что вместо годовой подати он востребовал у армян 100 000 свиней. Он отправил во все города мусульманские по 2000 свиней, приказав назначить к ним пастухов из магометан, мыть их каждую субботу мылом и кроме травы кормить их миндалем и финиками. Сверх того он приказал казнить всякого таджика, без различия состояния, если тот отказывался есть свинину. Вот какое уважение он оказывал таджикам! Так поступал Гулаву, желая сделать удовольствие князьям армянским и грузинским, которых он очень любил за их постоянную храбрость в битвах. <…> В то время город Иерусалим и св. гроб со времен султана Саладина находились во власти таджиков. Узнав о том Гулаву-хан, пошел на Иерусалим, взял его, и, войдя в храм св. Воскресенья поклонился св. гробу» (Григор Акнерци, с. 34–35, 38).
В мусульманской и христианской картине мира нет места фигуре правителя, стоящего над религиозными законами и покровительствующего всем общинам. И только в официальной истории монголов ситуация соответствует реальному положению вещей: «Докуз-хатун пользовалась полным уважением и была очень властной. Так как народ кереит в основном исповедует христианство, то она постоянно поддерживала христиан, и эти люди в ее пору стали могущественными. Хулагу-хан уважал ее волю и оказывал тем людям покровительство и благоволение до того, что во всех владениях построил церкви, а при ставке Докуз-хатун постоянно разбивал [походную] церковь и [в ней] били в било» (Рашид-ад-дин. Т. III. С. 18). Резиденция несторианского католикоса Мар Денха, действительно, находилась в Багдаде. Но утверждение Байбарса, что католикос поселился во дворцах багдадского халифа, есть инвектива.
После того как монгольские завоеватели покончили с существованием Багдадского халифата 'Аббасидов, в мусульманском мире не было больше единого, признанного всеми суннитами халифа. По мнению И. П. Петрушевского, эти исторические события отразились на суннитской теории халифата. Законоведы утверждали, что в переживаемое «смутное время», когда нет законно поставленного и всеми признанного халифа, признать власть государя, утвердившегося при помощи силы, можно ради блага мусульманской общины, дабы избавить ее от смут, анархии и междоусобицы. Такого государя, если он управляет на основании шариата, можно считать законным главою мусульманской общины (государства), иначе говоря, халифом; но если он управляет не на основании шариата, то он — тиран[128]. Это суждение принадлежит законоведу Ибн Джама'а, верховному казию в Каире, который мог свободно назвать ильханов тиранами, поскольку находился вне их юрисдикции. Египетский историк Ибн Фадлаллах ал-'Умари, прославляет доблести мамлюков, основную массу которых составляли кипчакские рабы. Для ал-'Умари они были истинным войском Аллаха и их победы над монголами были исполнением воли Аллаха (Сборник материалов. Т. I. С. 172–173).
Мы не знаем, как послание Байбарса было воспринято Берке и его окружением. Скорее всего, сложная идеологическая конструкция идеи джихада осталась непонятой. Напомню, что монголы никогда не объявляли войну исламу, хотя с позиции мусульман война носила религиозный характер; и кажется, нет подтверждений тому, что шел поиск дополнительных опор легитимации в религиозном измерении. Согласно идеологической доктрине монголов, власть Чингис-хану дарована Вечным Небом. Источник же политической власти представителей «золотого рода» — генеалогия, а именно — их принадлежность к прямым потомкам Чингиз-хана по мужской линии[129]. Идеология мирового господства не предполагала какого-либо интереса к религиозной доктрине ислама. Что касается Корана как источника мусульманского права, то очевидно, ему не было места в монгольской системе власти. Полагать, что послание Байбарса нашло в лице Берке адекватного адресата, на мой взгляд, является непростительной ошибкой.
