Золотая Ладья - [30]

Изваяние урманам не понравилось.

— Кем бы они ни были, эти Туры, а их башки я насажу на колья вместо этих старых черепов, — пообещал Олав Медвежья Лапа.

Ярл сделал знак Рогдаю вести дальше.

Теперь на пути воинов все больше встречалось быстрых ручьев, гремящих по дну овражцев, холодный дух исходил из расщелов земли. А холмы и взгорки густо укутались можжевельником. Мерянин шел по заячьим тропам, не переставая вслушиваться в лесное пространство, которое словно затаилось. Только раз неловко вскрикнула выпь где-то над ручьем, да еще булькнула крупная рыба. Смолистый запах теперь перекрыли ароматы копытни и седмичника.

Невольно что-то привлекло внимание Рогдая. Подняв глаза к широкому, точно вздувшемуся дубу, он увидел прибитую к нему тряпичную куклу с рожками. Видно, пристанище Туроглавых было совсем рядом. Охотник почуял это отчетливо. Вдруг его будто осенило. Жилища Туроглавых должны непременно быть под землей! Рогдай так и не понял, откуда это узнал, должно быть, сам Хозяин Леса ему нашептал. Подойдя к одному из взгорков, укрытых жесткой лещиной, он решительно раздвинул ветви и натолкнулся на вход в землянку.

— Люди-туры живут в норах, как звери, — сообщил мерянин ярлу.

Урман эта весть озадачила. Разворошив лещину, Торольв и Агнар внимательно изучили проем, уводящий в самое нутро взгорка. Потолок и стены были скреплены ивовыми ветвями.

— И что будем делать, ярл? — спросили они Олава. Сама мысль залезть в темные норы, где хирдманнов могла поджидать любая неожиданность, не нравилась никому.

Медвежья Лапа оценил положение.

— Надо найти и спалить все гнездовья этой нелюди, — сказал он. — А тех, кто не сгорит в огне — побьем стрелами и порубим мечами. Полагаю, это какое-то нечистое племя, рожденное от самой Ангрбоды[72].

Обшарив ближайшие заросли, Волки Одина отыскали еще не меньше десятка глубоких землянок. По приказу ярла все начали собирать сухостой и забивать его в проходы подземных жилищ. У финов были с собой трут и кресало, так что пламя занялось быстро. Среди овражцев и взгорков поползли клубы дыма, огонь жадно жевал прутья и охапки палой древесной коры и листьев. Однако очень скоро треск полыхающих ветвей сменился криками отчаяния, которые доносились их глубины землянок. Хирдманны различили не только мужские, но и женские голоса.

— Не иначе, в норах прячется весь выводок этих тварей, — пробурчал Сельви Трехцветный.

Гомон растревоженных звуков заполнил перелесок, занятый Волками Одина. В разных концах его — из под завала древесных корней, из травяных кустошей над ручьями и даже из дуплищ широких дубов — появились всполошенные люди, которые пытались найти спасение от удушливого дыма и беспощадного пламени, несущих им смерть. Здесь были и взрослые мужчины, и пучеглазые подростки, и вопящие во всю мочь женщины, волочащие за собой малых детей. Все они были одеты в черные турьи шкуры с белой продольной полосой.

Олав Медвежья Лапа всегда слыл дальновидным ярлом. Он предвидел, что земляные норы могут иметь запасные лазы-выходы, а потому распределил лучников по всей округе, так что теперь беглецы натыкались на меткие стрелы, летящие в них с разных сторон и гвоздящие их тела. Куда бы ни старались сунуться ополоумевшие от страха люди-туры, они всюду встречали хирдманнов. Постепенно к ним пришло осознание собственной обреченности. Братья убивали всех без разбора — стрелами, клинками, топорами. Олав велел не щадить никого.

Видя гибель собратьев и собственных детей, мужчины-туры взвыли от бессильной злобы. Отчаяние и понимание близкого конца заставили их ринуться в бой. У одних в руках были сучковатые дубины, у других — заостренные и обожженные в огне колья или короткие железные ножи. Заслоняя грудью женщин и детей, они устремлялись на хирдманнов с безумным криком.

Однако противостояли Туроглавым самые подготовленные воители суши и моря. Каждая схватка длилась всего лишь несколько мгновений. Никто из людей-туров не умел перекрываться от встречных ударов, уходить в сторону и грамотно атаковать. Напор их был оголтелым, беспорядочным, не доставляя Волкам Одина никаких трудностей. Торольв зарубил троих, снося им головы топором, пободно дровосеку, перерубающему тонкие планки. Альв Бешеный не торопился, он играл со своими противниками, уклоняясь от выпадов дубин, а потом одним мощным ударом меча сверху вниз перерубал Туроглавых почти пополам. Гудред придумал еще большую забаву: прежде чем умертвить своих жертв, он острием клинка срезал с них одежду и в несколько взмахов высекал на груди руну Тейваз, Победа.

Рогдай не вмешивался, в стороне наблюдая за ходом лесного боя. Здесь без него было кому проявить доблесь и воинское умение. Только когда паренек лет четырнадцати стремглав бросился через кустоши, ловко огибая рычащих от боевого азарта урман, он вскинул лук, но тут же опустил его. Бить стрелами тех, кто не сопротивлялся и не нападал на него, мерянин не мог. Беглец почти ушел, финская стрела настигла его у кряжистого обрыва, с которого он собирался спрыгнуть. Вошла под лопатку аж до самого оперенья.

— Что растерялся? — прозвучал рядом насмешливый голос. — Или в бою никогда не бывал?