Золотая кость, или Приключения янки в стране новых русских - [52]

* * *

Из зала открывался прекрасный вид на парк, разбитый еще Гиацинтом. Хотя по причине экологической катастрофы в нем не было ни одного дерева, он был таким же уютным, как и во времена оны. Мраморный бюст Екатерины Великой, поставленный в саду адмиралом вскоре после его второй женитьбы, белел в сгущавшихся сумерках, точь-в-точь как в рассказах дедушки Отто. Рядом волновался пруд, по которому Конрад в детстве катался на ботике «Дредноутик». На фоне закатного неба чернели крутые контуры Книксен-горки, с которой зимней порой поколения Хакенят пикировали вниз на салазках и бобслеях. За садом стоял небольшой стадион в форме Колизея. Теплыми летними вечерами восемнадцатого века блестящие гвардейские офицеры играли там в конную игру «всадник без головы» — версию поло, придуманную Вольдемаром.

Чрезмерное количество волнующих впечатлений скребло мое сердце, как кошки-мышки. «Все это могло бы принадлежать мне…», — подумал я и порывисто вздохнул.

Экскурсия подходила к концу. В вестибюле с рогатыми мордами Трупикова протянула мне сверток неизвестной формы и содержания.

— Профессор Харингтон… Роланд… Это для вас, — прошептала она.

Я протянул было руку к таинственному пакету, но кураторша схватила меня за пальцы.

— Умоляю вас, никому не говорите, что я дала вам эти материалы.

— Yes… oui… si…

Сверток был завернут во вчерашний номер «Вечерней Клизмы». Я заметил набранный жирными черными буквами заголовок: «В КОЛХОЗЕ ИМ. ЧАПАЕВА РОДИЛСЯ ТЕЛЕНОК С ЧЕЛОВЕЧЕСКИМ ЛИЦОМ». Это знамение моего приезда, решил я, и начал раздирать газету.

Гидка вздрогнула.

— Тут семейные бумаги, — прошептала она, косясь на настенные морды. — Я нашла их в кабинете под половицей, когда исследовала паркет, по которому когда-то ступала нога Вольдемара Конрадовича. Мне кажется, они должны принадлежать вам как потомку древнего рода фон Хакенов. Пусть они пополнят собой полки вашего архива в далекой Америке!

Лицо кураторши выразило спектр эмоций. То было и удовольствие от возможности сделать мне приятное, и грусть от неизбежности разлуки, и пиетет к двум столетиям свидригайловской истории, радостным результатом которых я являлся.

— Среди документов письма, написанные рукой адмирала Хакена. Все они, по-моему, на немецком. Сама я эти документы не читала, так как считала себя недостойной. Кроме того, иностранными языками я не владею.

Я поцеловал шершавую щеку.

— Чудесная Октябрина Тимофеевна! Благодарю вас за показ усадьбы и приусадебного участка. Россия переживает волнующее время. Кто знает, что за сюрпризы ждут ее в будущем. Возможно, когда-нибудь в стране наступит белый террор, и потомки ограбленных помещиков и предпринимателей, в том числе я, вновь обретут свои фамильные фортуны. Тогда ваша лояльность сохранит вас целой и невредимой от экспроприации экспроприаторов. А пока обещаю, что приглашу вас в Мадисонский университет прочитать лекцию, если позволит расписание.

Сунул пакет в карман и вышел на портик. «Запорожица» приветливо пердела перед усадьбой. Я влез в солнышко-машинку.

Потрясенная кураторша приблизила свое некрасивое, но доброе лицо к автомобильчику и обстоятельно заплакала. По ветровому стеклу медленно текла слеза зрелой женщины.

Варикозов выжал сцепление, ковырнул деревянным рычагом переключения передач. «Запорожица» пришла в движение. Постепенно набирая скорость, мы проехали мимо конюшен, где не один дореволюционный криминал-смерд, уличенный в браконьерстве или бракоделье, получал спинной урок честности перед бритьем в рекруты.

— Пора в гостиницу, — промолвил я. — Туда хочу, как перст в дыру.

Машинка запылила по улице Коммунизма, бибикая на возвращавшихся с вечерни прохожан, которые перебегали дорогу в неположенном месте. Крутанувшись по знакомой танцплощади, мы прокатились по околице, обогнули атомную электростанцию и выскочили на Клизменское шоссе.

Некоторое время мы ехали молча, каждый занятый своими мыслями. В моей голове теснились впечатления, озарения и смутные, но серьезные предчувствия, от которых сжималось сердце и хотелось смеяться.

— Мне кажется, имение приватизировать не стоит, — промолвил я. — Угодья весьма запущены. Мужики милы, но ленивы. Усадьба требует капиталистического ремонта. Итак. Реконструкция колхоза будет стоить мне всю годовую зарплату, а будущий доход сомнителен. Да и ситуация в стране вызывает у меня здоровый классовый страх.

Варикозов кивнул.

— Ныне многие наши соотечественники впали в апостазию и идут на компромисс с антинародным режимом. Но скоро грянет день, когда все, принявшие ИНН, будут горько об этом жалеть. Демократов в геену огненную!

— Ваша-наша нация долго терпит, но медленно выносит, — согласился я.

В кабинке «Запорожицы» наступило молчание, нарушаемое мычанием мотора да дребезжанием составных частей машинки.

Варикозов вновь подал голос.

— Роланд Роландович, как вы знаете, я член Центрального Вече Всероссийской партии монархистов (социалистов)…

— Нет такой партии.

— Наша программа простая. Первое. Немедленное введение самодержавной власти. Причем без всяких референдумов и плебисцитов, понимаешь. Второе. Восстановление крепостного права по всей территории Европейской России. У нас ведь такой народ, что без этого работать не будет.