Золотая Колыма - [27]

— Эй вы, ученые, не забудьте мешки с собой захватить, чтобы было в чем женам и невестам кости отвезти обратно!..

6 сентября.

Плывем уже неделю по Бахапче. Пустынно, сурово, по бокам у нас гранитные берега. По берегам бродят медведи. Они совершенно не боятся нас. Видимо, не видели человека.

Сели на мель у берега. На островке кто-то возится. Медведь… Приготовились стрелять и видим, что это не медведь, а человек — якут Амосов. Прежде чем начать говорить, он долго заикается, а потом все сразу выпаливает. Я немного знаю по-якутски. Говорит, дальше ехать нельзя: пороги, разобьет обязательно. Советовались, что делать. Ждать зимы — припасы все поедим. Решили рисковать — итти дальше. До реки Колымы осталось километров полтораста.

9 сентября.

Идем через пороги, их видимо-невидимо. «Крестим» их по имени наших рабочих: Ивановский — по имени Алехина, Степановский — по имени Дуракова, Михайловский — по имени Лунеко, Юрьевский — по имени Билибина, Сергиевский — по моему имени. На Сергиевском чуть не погибли. Плот застрял на камнях. Позади несется плот Билибина. Наскочит — расшибемся вдребезги. Начали пилить бревна. Отпилили часть сбоку — плот сдвинулся, пошел дальше.

12 сентября.

Выплыли на Колыму. Красивая река, быстрая, прозрачная, как Ангара. По берегам то и дело впадают в нее притоки. Не можем определить всех. Знаем, что должны быть две большие реки: Таскан и Средникан — место, куда мы должны выплыть. Но какие реки встречаем — неизвестно. По дороге «крестим» их, даем новые названия. Одну реку окрестили Утиной — там много уток было. Другую — Запятой, в честь того, что ошиблись и приняли ее за Средникан.

Встретили второго человека на берегу. Оказалось — это известный охотник, древний старик Лягилев. Убежал от нас, едва догнали его. Стали с ним беседовать, угостили чаем. Он попил чай, собрал остаток угощения в платок и «ча, прощай, тогор». Ни одного слова толком не сказал.

Схема Макара Медова оказалась правильной. Мы ее исправляли по дороге и сделали что-то вроде первой карты Бахапчи и притоков Колымы. Так закончился наш сплав от Мольтана до устья Средникана. Плыли мы 14 дней. До нас никто не плавал здесь, и нас предупреждали, что погибнем.

14 октября.

Тронулись на ключ Безымянный. Цветметзолото хочет организовать на нем работы, пока же приискатели живут собственными силами. Работают на свой риск и страх. Публика неорганизованная — хищники-старатели.

Идем с котомками по талому снегу. Очень трудно итти.

17 октября.

Пришли. Старатели моют золото, жалуются на недостаток его. Одна артель Тюркина работает ничего. Промыли при мне 180 лотков, намыли 165 граммов. Сделал себе лоток и кое-как достал банку для согревания воды.

20 октября.

Днем было 16 градусов. Ночью перевалило за 30. Наблюдал северное сияние средней силы.

Бьем шурфы. Мороз усиливается. Сегодня было 43 градуса. Сделал печь каменную и трубу каменную, топится хорошо, не дымит.

25 октября.

Утром в градуснике замерзла ртуть. Значит выше 40 градусов. Сделал приспособление из разных смесей спирта и воды для измерения температуры. Действует хорошо.

7 ноября.

Сегодня годовщина Октябрьской революции. Пришел профуполномочениый и пригласил нас, геологов, на собрание. Оно получилось вроде производственного совещания. Обсуждали перспективы и теперешнее состояние работы. Моют не все артели. Тюркин и корейцы моют лучше других.

Мороз 50 градусов. Ночью вокруг луны было сияние. Наверное, к перемене погоды. Хабаровские старатели собираются итти на новое место, туда, где лежит замерзшая лошадь. Думают, что обеспечатся пищей недели на две. Конь лежит верстах в пятидесяти отсюда. Хотят жить там в палатках. Когда съедят коня, пойдут выше по Средникану, — там имеется еще один замерзший конь.

Предложил проект устройства промывалок для промывки проб.

14 ноября.

Сегодня скроил из брезента четыре пары торбазов для рабочих. Морозит все основательней. Промывка золота понижается. Солнца уже не видно, оно освещает только противоположные горы. Вечером замерзла смесь спирта и воды 60 градусов.

20 ноября.

Замерзла: смесь воды и спирта 68 градусов. Говорил с Оглобиным (управляющим Цветметзолота) о положении вещей. У всех нас, не исключая первой артели, остается продуктов не более, чем на две недели. Надо итти на Сеймчан за продуктами, но неизвестно, можно ли будет что-либо достать.

4 декабря.

Продуктов у всех, за исключением первой артели, нет. Ходили на охоту, убили всего 16 белок. Хлеб закончили вчера.

Чертеж почвы: растительные торфа, ил с прослойками льда, галька с глинистым песком, тоже с порфировым валуном и щебенкой, глинистые сланцы.

9 декабря.

Утром ушли трое рабочих с печкой и палаткой на охоту, на подножный корм. Сидим с Лунеко голодные. Думаем, как-нибудь просуществуем до приезда Билибина из Сеймчана с продуктами. Хабаровцы завтра принимаются за Собольку (собака). Положение, в общем, незавидное.

10 декабря.

Веду производственное совещание по вопросу об оплате шурфовочных работ. Наша система оплаты никуда не годится. Решили перезаключить колдоговор. Хабаровцы едят Собольку. Вчера вечером Журавлев с Ксеновым пришли на стан, в контору, и застрелили Белку — собаку, еще осенью приставшую по дороге к транспорту Оглобина. Собольку они съели целиком, от нее осталось на одно варево. Первая артель выругала их за «жадность». «Собак, — отвечают они, — на золотники не развешивают». А в Собольке было фунтов тридцать мяса. Положение начинает напоминать мне Алдан, прииск Незаметный, во время большого голода. Скверно! Почему не едет Билибин? Неужели ничего не достал?